#328 Александр М. » 30.01.2013, 15:34
5 июня 1877 года, Эгейское море, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Поручик Дмитрий Никитин (в миру Димитриос Ономагулос)
Иногда мне хочется смеяться, иногда – плакать, а иногда кричать, – Господи?! Куда я попал?! Кто эти люди и зачем я здесь?!
В один момент мир встал с ног на голову, и все то, что я знал раньше, в одночасье потеряло смысл. Иногда мне это даже нравится, приятно, знаете ли, оказаться на стороне победителя. Тем более в деле, которому ты посвятил всю свою жизнь. Но, господа, давайте по порядку.
Унтер-офицер, которому я сказал, что я русский офицер не стал со мной спорить, только удивленно приподнял левую бровь. Дальше произошло нечто совершенно невероятное. Он вытащил из нагрудного кармана своего жилета маленькую черную коробочку с торчащим из нее штырем, что-то на ней нажал и приложил ее к уху, – Товарищ капитан, докладывает сержант Бондаренко. Тут это, грек, которого мы из зиндана вытащили, говорит, что он русский офицер, разведчик. – коробочка что прохрипела в ответ, и унтер оглянулся, – Так недалеко от ворот мы, под навесом. Ага, так точно, товарищ капитан, выходим к воротам и ждем. – унтер убрал коробочку в карман и повернулся ко мне, – Вот так, господин офицер, товарищ капитан сейчас подойдет, выходим к воротам и там ждем его...
У этих самых ворот я остановился в остолбенении: огромные створки из кедровых досок в два пальца толщиной лежали сорванные с петель. Ну, а чуть дальше, на площади, стояло то, что заставило меня протереть глаза от удивления. Боевая повозка, машина – не знаю даже, как и назвать ЭТО, причем того же цвета что и форма на диковинных солдатах. На вид она вся была сделана из железа, и при этом еще и двигалась не на колесах, а на длинных гибких лентах из металлических звеньев, соединенных в кольцо. Так вот, что так лязгало и гремело у меня над головой. Только вот, хоть убейте меня, я не представляю, что за мотор приводит в движение сей удивительный аппарат. Ведь для паровой машины необходимой мощности внутри просто нет места.
Я же все-таки артиллерист, человек образованный, в технике понимаю достаточно. Да и по службе мне нужно знать о новинках техники. Так вот, что я вам скажу, милостивые господа, ничего похожего НИГДЕ и НИКЕМ сделано не было!
Мимо нас прошел молодой подпоручик, бросивший на ходу моему сопровождающему, - Бондаренко, Иванцова не видел?
- Он где то внутри, тащ лейтенант, - ответил тот, мимоходом козырнув.
Что меня еще очень удивило (кроме боевой повозки, естественно), так это то, что нижние чины, унтера и офицеры были одеты в абсолютно одинаковую форму, различаясь только погонами. Это что же надо было сделать с нашим офицерством, представители которого, как сороки, обожают все блестящее, и которые ни за что бы не согласились променять свои яркие мундиры на эту форму-невидимку. Похожие взаимоотношения офицеров, хотя бы с унтерами, я раньше видел только в казачьих сотнях. Ну, там все понятно – рядовой казак и офицер у казаков обычно с одной станицы, а может даже с одной улицы. А тут? – Ой, не знаю, не похожи они на станичников. Хотя нет, похоже, вот идет один из них…
– Здравия желаю, тащ капитан, – козырнул унтер. Ну, как-то не поворачивается у меня язык называть его сержантом, – вот этот человек утверждает, что он русский офицер, хотя сначала сказал, что греческий купец.
Капитан внимательно оглядел меня с ног до головы. Мне показалось, что его взгляд заглядывает прямо мне в душу. По возрасту и ухваткам я угадал в нем старого воина, который может быть дрался с англичанами и французами рядом с моим батюшкой на Малаховом кургане, или резался с турками под Ериванью. Немного помолчав, он сказал, – Чем вы можете доказать, что вы офицер Российской армии? Или, милостивый государь, я должен поверить вам на слово?
Немного волнуясь, я подал ему лоскут полотна, размером примерно с носовой платок, который извлек из-под подкладки моей куртки. И тут он снова меня удивил. Коротко хмыкнув, капитан повертел лоскут в руках, бормоча себе под нос, – ну где же я вам тут прямо здесь утюг возьму?! – потом сунул его в руки унтеру, – Натяни потуже! – Еще мгновение, и в руках у капитана, как у какого-нибудь факира в ярмарочном балагане, вспыхнул огонь. Он водил пламенем под полотном, и на нем проступали зеленоватые буквы. Закончив свои манипуляции, капитан вслух прочитал написанное на полотне: «Податель сего является поручиком Русской армии Дмитрием Николаевичем Никитиным, и действует на территории Оттоманской Порты с моего ведома, и по моему поручению. Генерал-адъютант Граф Н. П. Игнатьев. 7 февраля 1871 года».
Капитан еще раз хмыкнул и поднял на меня глаза, – Что вы имеете доложить, господин поручик? – теперь в его взгляде читался вполне практический интерес к моей персоне.
Я подтянулся, – Господин капитан, у меня есть сведения, которые в связи с началом военных действий должны быть срочно отправлены в Россию. В настоящий момент эти бумаги находятся в тайнике на моем каике.
Капитан вернул мне мой документ, буквы на котором по мере остывания становились все более бледными, – Сержант Бондаренко, возьми машину, пару ребят из своего отделения, и сгоняй с господином поручиком в гавань. Если ротный спросит, скажи – я приказал! И быстро, одна нога здесь, другая там!
Ой, что тут началось! Меня подсадили на борт одной из боевых повозок, сказали – Держись! И вдруг повозка подо мной взревела раненым быком. Я от неожиданности чуть… ну, вы понимаете, да? Наверх ловко запрыгнули унтер-офицер Бондаренко и еще двое таких же пятнистых нижних чинов, присевших на броню (я сразу понял, что машина сделана из толстой прочной стали). Машина дернулась, круто развернулась, и с металлическим лязгом помчалась по извилистой улочке в сторону гавани. Едва только раздался первый рык, как на всех заборах и деревьях вокруг нас появились любопытные мордашки соплеменников моей любезной матушки, в возрасте примерно от пяти до пятнадцати годов.
В гавани, догорали остатки турецкого вооруженного парохода «Изеддин». Увидев набережную, я присвистнул от удивления. Похоже, что именно здесь полегли лучшие воины Саид-бея. Тут были трупы аскеров внешне совершенно целые, и такие, которые представляли собой бесформенные куски мяса.
Хвала Николаю Угоднику, моя «Ласточка» осталась целой и невредимой. Старый Константинас, мой шкипер, заместитель, и почти второй отец, встретил меня у трапа со слезами на глазах, – Мой господин, мы уже и не надеялись увидеть вас в живых. – повернувшись к моим сопровождающим, он низко поклонился им, – Скажи этим храбрым русским воинам, что мы всегда будем помнить добро, которое они и Россия сделали для нашего народа.
Я отвел его в сторону, – Константинас, старый плут, когда меня арестовали бей оставил на корабле двух своих бандитов, где они?
– Все в порядке, хозяин. – старик снова поклонился мне, – Когда в гавань вошел русский десант, эти дети сатаны решили немного пострелять по их железным повозкам. Мы видели, что сделал с корветом всего один снаряд из пушки их повозки, и решили не рисковать. Наши матросы стукнули турок по голове веслами, связали и спрятали в трюме. И видит Божья Матерь, мы совершенно не знаем, что с ними делать.
– Выкиньте их за борт, – отмахнулся я, – такая мелочь, как жизнь, теперь им совершенно не нужна. Если их отпустить, то они снова начнут разбойничать, пусть и с другим главарем. Свяжи им руки и ноги, напихай камней за пазуху и отпусти их на волю – на дно морское.
– Будет сделано, мой господин, что еще? – Константинас сделал рукой неуловимый жест, и нам подбежал один из матросов, кстати, его внучатый племянник. Они немного пошептались, и я был уверен, что теперь, как только мы отбудем, башибузукам обеспечат мягкую постель на дне бухты.
Я произнес условленную фразу, – Мой старый друг, мне нужна та самая шкатулка из кедра, которую подарил мне мой уважаемый дядя. Обстоятельства призывают меня по делам службы и наверное нам придется расстаться. Но, прошу постоять несколько дней в Мирине, пока не станет окончательно ясно, ухожу я, или остаюсь.
Константинас еще раз поклонился, – Слушаюсь, мой господин, – и, кряхтя, удалился вниз, где, в только одному ему известном месте, лежала упомянутая шкатулка, открыть которую можно только с помощью ключика, висевшего на цепочке рядом с нательным крестом. При попытке взлома шкатулки все ее содержимое должно было обратиться в пепел. Во всяком случае, так уверял меня мастер, изготовивший ее.
Когда я убедился, что все в порядке, и я получил все свои бумаги, я от души обнял моего старого друга, а русские солдаты отдали ему честь.
Потом наша гремящая и плюющаяся дымом машина резво побежала обратно, наверх, к бывшей усадьбе бея. Почему бывшей? Потому что над ней уже развевался андреевский флаг, а на белой стене большими черными буквами по русски было написано «Военная Комендатура».
Когда капитан увидел мои бумаги из шкатулки, то у него глаза стали круглыми и блестящими, словно у кота, увидевшего жирную мышь. Он оживился, быстренько пролистал мои записки и схемы, после чего схватился за висящую на боку коробочку (чуть больше той, посредством которой беседовал со своим командиром унтер), и отошел в сторону.
Глядя со стороны, можно было подумать, что человек сошел с ума, и разговаривает сам с собой. Но я то чувствовал, что есть тут какая-то хитрость, и где-то капитана слышат, и даже отвечают ему. – Алло, «Кузнецов»? – Говорит капитан Рагуленко, срочно дайте кого-нибудь из разведотдела. Да, важная информация, касающаяся укреплений Проливов и Стамбула. – Что, полковник Бережной? – Да, так точно, товарищ полковник, сейчас рядом со мной стоит поручик Никитин, у него имеются самые свежие схемы укреплений и турецких береговых батарей в Босфоре и Дарданеллах. – Да, это человек графа Игнатьева. – Есть срочно доставить…
Далее, господа, начались нечто, напоминающее романы французского писателя Жюля Верна. Пока мы занимались моими бумагами, на площади перед бывшим домом бея начал собираться народ, даже заиграла музыка. У моих греческих соплеменников там мало радостей в жизни, так что этим самым радостям они умеют отдаваться всей душой. А какой праздник без веселой пляски? Сгущалась тьма, запылали два огромных костра, топливом для которых послужили обломки сломанных ворот. Музыка играла уже во всю, и «пришельцы из далеких северных лесов», дружно хлопали в такт зажигательной мелодии. И тут вдруг произошло такое!...
Неожиданно пробившийся через музыку звук сперва напоминал жужжание комара. Но, довольно быстро это жужжание превратилось в свист, гул и ревущий грохот. Над насмерть перепуганными людьми зависла огромная тень какого-то воздушного аппарата, от которого исходили порывы штормового ветра.
Капитан Рагуленко взял меня за локоть, – Поручик, вы храбрый человек? – не зная, как ответить на этот неожиданный вопрос, я кивнул, – Ну вот и отлично! – сказал он, глядя, как сверху на тросе опускается нечто вроде сиденья, – Господин поручик, я получил приказ немедленно отправить вас вместе со всеми вашими бумагами. на флагманский корабль нашей эскадры, – пока меня пристегивали к сиденью, напоминающему люльку маляра, он пожал мне руку, – Там вас встретит, или сам полковник Бережной, или кто-то из его людей. Желаю удачи! – последние его слова почти потонули в реве ветра, и меня вознесло на высоту. Только выдержка и офицерская гордость удержали меня от криков ужаса. Через несколько минут сильные руки втянули меня внутрь этого летающего аппарата. А я-то уж думал, честно говоря, что мне всю дорогу придется висеть на веревке, как червяк на крючке. Путешествие можно было бы назвать даже приятным, если бы не постоянный свист и рев над головой.
Через какое-то время аппарат, который мои спутники называли вертолетом, опустились на палубу огромного корабля. Его очертания терялись во тьме, но и так было понятно, что он во много раз больше любого военного судна, которое мне приходилось видеть. Хвала Господу, летающее кресло мне больше не понадобилось и я, слегка покачиваясь, ступил на палубу этого удивительного корабля, прижимая к себе заветную шкатулку.
Меня уже встречали. Это был офицер, так же как и я, поручик и к тому же примерно моих лет. Он представился мне – Старший лейтенант «Бес», господин поручик, полковник Бережной вас ждет! Меня снова повели по бесконечным трапам и коридорам. Но прежде чем мы попали к господину полковнику, меня переодели согласно местной военной моде, при этом каптернармус со странным прозвищем «хомяк» выдал мне кучу малопонятных и вообще непонятных вещей. Полковник же, просмотрев мои бумаги, и выслушав мою историю, сказал мне, – Поручик, я вижу, что вы наш человек! Поверьте, это дорогого стоит!
Тогда я был несколько не в себе из-за бурных событий минувшего дня и ночи. Поэтому я только вяло кивнул. Тогда мне даже не пришло в голову оценить – насколько дорого стоят сказанные полковником слова.