#1528 Влад Савин » 07.02.2012, 02:59
решил поэкспериментировать. А какая будет политработа в экипаже МВ?
-----------------------------------------------------------------------------
Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск.
Жизнь идет. Служба течет. Война продолжается.
На СФ сформирована новая, Печенгская военно-морская база, приказом комфлота Головко (для сухопутных поясню, что вмб в структуре флоте, это не порт с сооружениями, а аналог военного округа). Включает в себя пункты базирования Петсамо, Лиинахамари, Киркенес – куда уже перебрались дивизион «щук» и часть эсминцев. Также, флотская авиация заняла аэродромы Луостари и злосчастный для фрицев Хебуктен. Организуется ОВР (охрана водного района), сооружаются береговые батареи (причем частично, на фрицевской технике, взятой неповрежденной). Укрепляемся всерьез и надолго – минимум, до конца войны.
Печенгу и никелевые рудники, надо полагать, и в этой истории назад уже не отдадут. А вот Киркенес? Уж очень территория удачно расположена – тяготеет скорее к нашему Мурманскому краю, чем к остальной Норвегии: дороги сухопутные к нашей границе идут, а вот на запад, только по морю. И население – русских полно, вроде того Свенссона. Удачное приобретение выйдет.
В конце концов, у них Квислинг был? Дивизия СС «Викинг», воевавшая против нас? Сам бесноватый – норвежцев арийцами называл, потомками викингов? Мы кровь свою проливали, их территорию освобождая от фашистского ига? Так верните исконно русскую землю – в чем по сути разница между Киркенесом и Петсамо? А с какого боку Шпицберген ваш – если русские поморы называли его Грумант, когда ваши викинги про него даже не знали? Историческая несправедливость, которая должна быть исправлена! И если товарищ Сталин решит..
Впрочем, это будут уже дела послевоенные. Пока что, Победа для нас, это «прекрасное далеко». Хотя надеюсь, более близкое, чем в нашей версии истории.
Петсамо-Киркенес. Ленинград – прорвана блокада. Окруженные у Ладоги фрицы сдались неделю назад, так что результат нашей «Искры» уже налицо – а ведь и «наши штыки на высотах Синявина, наши полки подо Мгой», по радио звучит (у нас эта песня в сорок четвертом появилась). Демянский котел замкнули – и нет уже у Гитлера авиации, его снабжать, все под Сталинградом. Ржев, Великие Луки – тоже изменения в нашу пользу. Сан Саныч следит, на карте отмечает, сравнивает. Под Сталинградом тоже, пока хорошо все – мало того, что в котле сидят не триста тридцать тысяч, а полмиллиона, так еще и румын разбили не одну армию, а две, и от свежей немецкой дивизии, идущей на помощь, рожки и ножки остались. Но вот главное впереди – контрудар Манштейна, и «Сатурн», Малый или Большой?
А Манштейн, хоть и фашист, но генерал умелый и противник опасный. Что он может придумать, на этот раз?
Ну а мы – что мы? Заняты техобслуживанием, и знакомим предков со всеми нашими секретами, не жалко. Ох, только бы нас так не разобрали, что после не соберем! Серега Сирый издергался весь.
Приезжал Гоша, «регионовец». Не просто так, а с поручением. В городе Красноводске сейчас вроде как центр всего советского торпедостроения – и завод «Дагдизель» туда переехал, эвакуированный из Махачкалы первоначально в Аральск, и опытовая станция, что в нашей истории с Ораниенбаума переселилась на Иссык-Куль. Разгружаются, строятся, ведут работу! Причем, что интересно – если в нашей истории, кое-кто из торпедистов еще в пятидесятых считал, что «все достигнуто»: дальность, скорость, точность удержания курса и глубины, мощь заряда – то в этом времени на самом верху четко расставили приоритеты. Вот у японцев есть знаменитые «длинные копья» (или мечи, по разному называют), великолепные торпеды, по всем вашим показателям, лучшие в мире. И в сражении, самураи разом выпускают в противника сотню этих «копий», с дистанции десять миль. И сколько попали – ответ, ноль! Вот что такое ваши точность и дальность – без самонаведения. А немцы, с которыми мы воюем, это поняли – и делают «Цаункениг». И что будет, если завтра сойдутся в бою наши корабли со слепыми болванками – и их флот, с торпедами, идущими на цель? Это глупость, или вредительство? Отныне, торпеды без самонаведения, на дистанции свыше двух-трех миль вообще, боеспособными считать нельзя!
В общем, завертелось. Увез Гоша (не один, а с НКВДшним конвоем), все что у нас осталось, из торпед двадцать первого века – на предмет изучения и хоть чего-то копирования. А как там Родик? А что ему сделается – работает, по специальности. Вот только надзор за ним, и свободы поменьше.
Свадьбу первую сыграли. Главстаршина Луцикин Юра из БЧ-5, и Валентина с «Севмаша». Совет да любовь – и я молодых поздравил, «свадебным адмиралом». Жилплощадь отдельную им выделили, как положено – не в самой в/ч, но рядом совсем. А «жандарм» наш с новобрачной лично беседу провел – что муж твой человек советский, проверенный, но некоторые детали его биографии секретные, так что не спрашивай, отвечать ему запрещено, это лишь сам товарищ Берия разрешение дать может – и ты про то не болтай лишнего, а спросят, отвечай что муж скажет. Вроде, прониклась.
Что характерно, почти прекратились рапорты комендатуры о всяких ЧП с нашими морячками. Вызванные повышенным вниманием женского пола к героям-орденоносцам-гвардейцам-подводникам – что прежде активно не нравилось мужской части коренного населения, включая гарнизонных. Ну, как приезжий городской на деревенских танцах в клубе вызывает у местных парней острое желание «пойдем, выйдем». Теперь, значит, привыкли, смирились, приняли нас уже за своих. Чему впрочем способствовали и беседы (профилактические и последующие) Тех Кого Надо с возмутителями спокойствия – а НКВД в этом времени не то чтобы панически боялись, как утверждают дерьмократы, но очень серьезно относились ко всему, что оттуда исходило. Ну и я всем нашим четкое правило установил – любовь-морковь, это конечно хорошо, но вот с замужними не крутить, не хватает нам еще тут шекспировских страстей!
Еще повлияло – занятия наших рукопашкой, основу которым положили еще «большаковцы». У главстаршины Логачева оказались явно выраженные задатки тренера, помещение нашлось – и по вечерам, несколько раз в неделю, пока без четкого расписания, желающие помахать ногами и кулаками, и повыкручивать друг другу руки, занимались именно этим, по полтора-два часа. Поскольку наш «сенсей» занимался, как я уже когда-то говорил, каратэ и айкидо, но не самбо, техника его была совершенно не похожая на привычную этой эпохе. Юмор в том, что ни Фунакоши, ни Уэсиба, оба патриарха упомянутых боевых искусств, систем своих еще не завершили - вот удивятся, если увидят когда-нибудь «русский северный стиль», так похожий на их творения?
И вот когда нас молчаливо признали, выделив нам место в иерархии здешнего общества, я ощутил: врастаем в среду. И появилось ощущение дома – а не проходной казармы.
Новую струю в нашу жизнь внес Григорьич. Который теперь официально числился не зам по воспитательной, а именно замполит. То есть представитель нашей Коммунистической партии на отдельно взятом корабле. Причем встречи с Самим Вождем и беседы с ним, сглазу на глаз, так повлияли на его мировоззрение, что он стал просто фанатичным сторонником Идеи Маркса-Ленина-Сталина. И когда он подошел ко мне с просьбой , в тот день..
-Слушай, Григорьич, между своими, ну зачем нам это? Газеты все сами читаем, насчет текущего момента в курсе, линию Партии поддерживаем, хоть и беспартийные. Поставь галку где надо, что политинформацию провел – мы подтвердим.
-Да нет же, Михаил Петрович! Мне свои мысли хочется высказать, собственные. Мне тут Саныч книги дал прочесть, на компе – ну в общем, наболело.
Ну, раз свой же человек, свое хочет высказать – отчего же не уважить? Любопытно.
Время выделили, как водится, вечером. Собрались в клубной комнате экипажа (не называлась тогда она ленинской), где обычно проходили мероприятия, вместились все желающие (именно они – на сугубо добровольно основе). Пришло больше половины команды, из посторонних были наш «жандарм» комиссар Кирилов (ну куда же без него – впрочем, его давно уже на лодке считали своим), и Анечка (принявшая на себя роль незаметной серой мышки, надежно делающей свое дело). До мероприятия Кириллов о чем-то беседовал с Григорьичем – а затем, дав «добро», указал лишь, закрыть двери. И поставил часового из своих волкодавов, с приказом, посторонних не пускать, и следить, чтобы никто не подслушал, поскольку секрет.
Ну, Григорьич, не тяни! О чем сказать нам хотел?
-О текущем моменте, товарищи. Вот кто ответит, отчего за всю мировую историю немцы, далеко не в первый раз, выигрывая сражения, проигрывают войну?
А в самом деле - вояки они всегда были, если не лучшие в Европе, то одни из лучших. Но отчего-то число выигранных ими СРАЖЕНИЙ несоразмерно с числом выигранных ими ВОЙН. Считайте: две мировые войны, проигранные со страшным треском. Иена и Аудштендт, когда «Наполеон лишь дунул на Пруссию – и она рассыпалась». Великий завоеватель Фридрих Второй, самым великим делом которого была Семилетняя война, когда Пруссия едва не исчезла с карты Европы – и в том, что этого не случилось, нет ни малейшей заслуги Фридриха. И великое множество мелких войнишек: о которых знают лишь историки.
Одно лишь исключение было, при Бисмарке, войны 1864-1870: с Данией, с Австрией, с Францией. Но это – как раз то, что правило подтверждает: после о том скажу.
Что интересно - Наполеон тоже проиграл ВСЕ войны, которые объявлял сам (Египет, Испания, Россия), а ВСЕ войны, выигранные им, объявляли ему (четыре войны с Австрией, одна с Пруссией). Особняком стоят «сто дней», закончившихся Ватерлоо – но там уж слишком неравны были силы. Закономерность, однако?
Ключ в словах известных, Наполеона: сначала надо ввязаться в бой – а там посмотрим. Потому что это для тактика правильно. А для стратега – полная профнепригодность. Так вот – и германцы, и Наполеон, стратегами были никудышными, совсем никакими!
(тут в зале началось оживление. Я тоже недоумевал)
-Ну, Григорьич, и загнул! – думаю - что немецкий генштаб с его орднунгом считается образцом идеальной военной машины, этого у фрицев не отнимешь, во все времена. А про Наполеона, может я военную историю сухопутную и не так как знаю, как Саныч, но помню, как он якобы узнав лишь о начале войны, Австрия напала - тотчас же продиктовал план всей кампании, остановившись лишь, чтобы спросить у адъютанта «вы точно записали?». Причем когда австрийцы капитулировали в Ульме - оказалось, что все по тому плану и было.
-Именно так! – продолжал Григорьич - выиграть надо не бой, а войну! Можно быть великим тактиком, можно даже уметь объединять тактические успехи в искусство оперативное. Но если нет стратегии, нет цели – победы оказываются бесплодными, не складываются воедино. И за чередой блестяще выигранных битв, вдруг следует капитуляция.
И показать я это хочу – на примере той, прошлой войны, в сравнении с этой. Как немцы второй раз наступили на те же самые грабли – со страшной силой. Нашел я тут книгу у Саныча, «Первый блицкриг» - прочел, и поразился, насколько похоже. Именно блицкриг – на технике четырнадцатого года, без танков и пикировщиков.
Что есть блицкриг, по замыслу? Когда армия глубоко вторгается на территорию противника, в первые же дни, прежде чем он успеет отмобилизоваться, развернуть армию военного времени. Или самим этим вторжением его мобилизацию срывая.
И этот немец, Шлиффен, был просто гением, если сумел придумать план, позволяющий обойтись без танковых клиньев, обычной пехотой начала века! Суть его плана – глубокий охват (тут Григорьич сделал загребающее движение правой рукой, вперед, внутрь, и на себя). Завязать бой на южном, левом фланге, в Лотарингии, причем отступать, заманивая французов внутрь, связывая армию боем – а в это время правый фланг, пройдя через нейтральную Бельгию, совершал стремительный марш на запад, пока французы возились в Эльзас-Лотарингии – захватив ее, они уже не могли оставить, по политическим причинам, большая часть их армии оказывалась связанной там.
Как должно быть по плану – при «загребании» внутрь Париж захватывается без боя, французская армия вынуждена сражаться перевернутым фронтом, на запад, в спину ей бьют немцы из-за Рейна, снова захватывая Эльзас-Лотарингию. Финита!
Еще нет сплошной линии окопов, пулеметов, колючей проволоки – хотя все это появится очень скоро. Пока же немцы идут будто парадным маршем, бесконечные серо-зеленые колонны пехоты, с примкнутыми штыками, сверкавшими на солнце. Скачет такая же серо-зеленая кавалерия с черными и белыми флажками, трепыхавшимися на пиках, как будто вернувшаяся из средних веков. Гремят железными колеса тяжелые артиллерийские орудия в конных упряжках. Рокочут барабаны, хриплые голоса ревут песню победы «Хайль дир им зигескранц» на мотив «Боже, храни короля». Они все идут, полк за полком. Едут походные кухни – повара на ходу, стоя у котлов, мешают солдатскую похлебку. Все учтено – даже сапожные мастерские на грузовиках, пока полковые сапожники за своими столами в кузове заняты работой, хозяева сапог ждут, стоя на подножках. Расчищая дорогу гудками рожков, едут автомобили с офицерами. А впереди всех несутся самокатчики – мотоциклисты с ручными пулеметами, захватывая мосты и перекрестки дорог. Год сорок первый? Нет, пока еще четырнадцатый!
Если Льеж не капитулирует, он будет разрушен воздушным ударом. Бельгийцы ответили отказом, и тогда, 6 августа, цеппелин «L-Z» сбросил на город тринадцать бомб, убив при этом девять мирных граждан, это был первый в истории воздушный налет. Затем немцы прибегли к военной хитрости. Отряд из тридцати шести человек, переодетых в военную форму, похожую на английскую, подъехал на автомобилях к штабу коменданта Льежа генерала Лемана. Его адъютант, полковник Маршан, успел крикнуть: «Это не англичане, это немцы!» — и тут же был убит. Но и фрицев перебили.
Но сопротивление бельгийцев задержало Первую ударную армию генерала Клюка всего на два дня. Как наши котлы сорок первого. На целых два дня. Которые для немцев, с их жестким графиком, были бесценны.
«Полководец нового времени удален от войск за сотни миль, однако благодаря телеграфу видит всю картину так же ясно, как если бы сам смотрел с птичьего полета. Весь театр войны – у него на столе, телеграф и телефон готовы передать его распоряжения, целое войско посыльных на автомобилях и мотоциклах лишь ожидают его приказа». Так писал Мольтке – и всерьез думали немцы в четырнадцатом. Опираясь на опыт маневром мирного времени – где не было «тумана войны».
Ведь что такое орднунг в идеальных условиях? Уже начав мобилизацию, кайзеру Вильгельму вдруг вздумалось, сначала объявив о развертывании против Франции, повернуть армию против России. Начальник Генштаба пришел в ужас, заявив: механизм мобилизации предусматривает точнейший график, учитывающий, сколько осей вагонов в какую минуту пройдет по какому мосту, и остановить его невозможно под угрозой полной дезорганизации и беспорядка! (ага, как у нас в сорок первом – выгружают батальон тут, батальон там, штаб и артиллерия вообще неизвестно где). Кайзер согласился – однако позже выяснилось, что ЭТО МОЖНО БЫЛО СДЕЛАТЬ: как заявил начальник тыла, если бы ему поступил приказ, он отдал бы такие и такие распоряжения, после чего разворот всей армии на восток был бы обеспечен, в полном порядке! Управление в реальном времени, без компьютеров, без предварительной подготовки – и орднунг! Вот что такое немецкий штаб – немцы лишь не учли, что на войне все несколько иначе.
К сожалению (или к счастью, для другой стороны) Шлиффен умер за несколько лет до того. И не нашлось равноценной замены. Те, кто пришли после, не поняли главного. Основой плана была «игра на правого крайнего» - пока ударная армия Клюка совершала свой стремительный марш в оперативной пустоте, немецкий центр и левое крыло должны были отступать, завлекая французов. По плану, французы должны были выиграть все сражения кроме последнего. Вышло же все с точностью до наоборот. Итог – не всегда равен сумме. И самое обидное, что винить в этом кайзер должен был не Жоффра, всего лишь гениально сумевшего воспользоваться ситуацией – а собственных генералов!
Слабым местом плана Шлиффена было то, что он психологически «подвешивал» войну в неопределенность до самого последнего момента – смертельного удара правого крыла во фланг и тыл французам. Особенностью немецкой военной системы было то, что при жесточайшей дисциплине в низах, каждый командующий армией мог послать на .. своего главкома, имея собственное мнение (ей-богу, закон о сохранении количества бардака - который можно лишь переместить, но не уничтожить). А немецкий генерал образца 1914 года – существо крайне своевольное и неуправляемое, зато с большим гонором и амбициями. Потому требовалась жесточайшая исполнительская дисциплина и абсолютный контроль – когда каждый генерал должен знать, что при малейшем своеволии он будет тотчас же снят, разжалован и подвергнут чему-то страшному. Ничего этого сделано не было. Главный германский штаб по существу, отпустил поводья, доверившись «междусобойчику» командующих армиями. И те, радостно повизгивая, устремились за чинами и орденами – бить французов.
Нет, герр генералы не были пораженцами-вредителями и агентами французского империализма. Они просто искренне не понимали специфики новых условий, когда мало каждому делать свое дело на своем месте, но еще и надо играть на общую обстановку, на соседа. В сражении у Самбре, когда ясно наметился манштейновский маневр 1940 года, вместо этого Третья армия втянулась в местные бои, завершившиеся успехом – но «упустив случайный шанс быстро закончить войну. Если бы явилась тень Шлиффена, она сказала бы, что на награды за эту победу вы променяли триумф германской империи». Сам Клюк тоже был не без греха, все время забирая влево и увлекаясь тем, что шахматисты называют «пешкоедством», здесь и сейчас. Но хуже всего было то, что командармы-шесть и семь, Рупрехт и Зееринген, вместо того чтобы стоять в обороне на левом фланге, ломанулись вперед как бешеные носороги, гоня французов на запад к Парижу – туда, где им по плану Шлиффена категорически не следовало бы быть!
Вместо того, чтобы навести порядок, Главком и Генштаб смотрели на это безобразие с олимпийским спокойствием. Оправдывая свое бездействие отсутствием связи, живописуя как плохо работали передвижные радиостанции, по одной на армию, как телеграфные линии в нашем тылу портились нашей же кавалерией (!) – в главком сутками (!) не знал, что творится на фронте. Простите, а это трудно было предусмотреть до войны, будь хоть малейшее желание? Да ведь и решение было, и тогда. Как уже в эту, Отечественную войну, в штат наших гвардейских танковых армий официально входило звено «кукурузников» У-2 для связи: часто это оказывалось самым надежным, особенно в наступлении в оперативной глубине, впереди своей пехоты. Аэропланы четырнадцатого года – те же «кукурузники», хорошая погода, расстояние не слишком велико, да и чтобы устроить аэродром дозаправки, достаточно выставить бочку бензина на любое поле. Час-другой лета – и депеши из армий уже на германской территории с телеграфом, или прямо в Ставке. Но раз не озаботились- значит, не было надо? В результате, когда вот-вот должен был начаться штурм Парижа, командование настолько потеряло представление об обстановке, что спешно послало какого-то полковника Генштаба с полномочиями «разобраться» (фактически, полковнику были, пусть временно, переданы полномочия главнокомандующего – случай в истории войн невероятный).
Немцы допустили еще одну ошибку – техническую. Как ни гнал фон Клюк свою армию - скорость самого форсированного пешего марша оказалась недостаточной для той конкретной задачи. Но вспомним о «завесах егерей на автомобилях с пулеметами», или картину их же моторизованного тыла, вплоть до кухни и сапожной мастерской. Что было бы, имей Клюка несколько дивизий полноценной мотопехоты? Конечно, автомобили еще не те - но ведь и Бельгия с Францией в погожий и сухой август четырнадцатого, тоже не Подмосковье в декабре сорок первого!
Также, очень помогли бы немцам десантники-диверсанты, сумевшие бы к примеру помешать бельгийцам взорвать тоннели и мосты, задержав немецкую армию на несколько драгоценных дней. Ну что значит «мундиры, похожие на английские», которые с первого взгляда распознал первый же бельгийский офицер? Вот что такое- не иметь готового спецназа, обученного уже в мирное время.
(тут я заметил, что зал начал немножко скучать. Все ж та, прошедшая война, была для нас совсем уж давней историей – в отличие от этой. Григорьича однако, это не смутило).
-ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА БЫЛА ДЛЯ ГЕРМАНИИ «УЛУЧШЕННЫМ ИЗДАНИЕМ» ПЕРВОЙ. Немцы учли практически все ВОЕННЫЕ уроки. Организация, управление и связь в сухопутной армии на этот раз стояли гораздо выше, чем у французов и англичан. «Французские дирижабли, якобы бомбившие немецкие города» - и налет на свой же город Фрейбург в мае 1940. Единственный цеппелин над непокорным Льежем – и бомбежка Роттердама. Ускоренный марш правого крыла – и танковые клинья. Переодетый германский «спецназ» в Льеже – и Эбен-Эмайль, парашютисты на голландских мостах. Прорыв Манштейна был по сути сражением у Самбре в августе 1914, доведенным до логического конца. Разгром Франции в 1940 – это идеальный «шлиффен», мы вернемся домой до листопада. При том, что Россия – пока не враг, Италия – союзник, вся Европа – покорена. И что дальше? Разгром Германии в 1945 намного превзошел капитуляцию 1918. Тогда – немцы сдались, все еще имея войска на чужой территории, фронт на немецкую землю не вступал, Дрезден и Гамбург не ровняли с землей, Берлин не был взят штурмом, про людские потери вообще молчу!
А представим ситуацию наоборот! 1940 год – в 1914-м. «Шлиффен» полностью удался - 4 сентября 1914 года Париж был взят, Галлиени погиб в развалинах, а Жоффр застрелился. Франция капитулировала, полностью потеряв боевой дух (память о разгроме 1870 была еще сильна; мог сработать психологический комплекс поражения и образ неодолимого врага). Но оставались еще - Англия, до которой не добраться, и Россия, заканчивающая мобилизацию. «Мы вернемся домой до листопада» - по пути на Восточный фронт. В 1914 у немцев не было аналога плана «Барбаросса» - и при всех недостатках русской армии очевидно: взять Москву и Питер никак бы не получилось, тем более быстро. «Русских невозможно победить, хотя и России трудно быть победительницей». В пятнадцатом году немцы сосредоточила главные усилия на востоке - но не дошли даже до Смоленска, ни Киева. Так что и раньше вышло бы – позиционный фронт у Минска и Полтавы, где русская кровь защищает за английские деньги интерес британского капитала. «Если мы видим, что побеждает Германия – помогаем России, если Россия – Германии». Затем, после нескольких лет бойни – скорее всего, опять революция, сначала в России, затем в Германии. И снова финита!
Так в чем же, товарищи, причина? Что там говорил Ильич – «война есть продолжение политики, иными средствами»? Политика определяет цели войны, друзей и врагов, «с кем», «против кого», «за что». И если цель поставлена неверно – все дальнейшее геройство бессмысленно. Главная ошибка и немцев, и Наполеона, и смею надеяться, пиндосов двадцать первого века – это слишком много ставить на военную мощь, считая что она дозволяет все. В результат, рано или поздно, оказываешься один против всех – и силы уже не хватает. «Последний довод королей» у немцев слишком часто оказывался, если не единственным, то первым. Результат – очевиден.
Ведь у самих же немцев есть пример обратного. Успешные бисмарковские войны – именно потому, что были завершающим штрихом хорошо проведенной политики. Да и Гитлер ведь добивался своего – пока лавировал, обманывая англичан. Вот только после он решил, что слишком силен, чтобы взять все и так. И что случилось?
-Валентин Григорьевич! – подал голос Кириллов – следует ли понимать из вашего выступления, что мы должны, оглядываясь на кого-то, ограничивать нашу военную мощь? Думая, что там скажут в мире?
-Никак нет, товарищ комиссар третьего ранга – ответил Григорьич – а всего лишь о том, что военные и политические шаги должны идти в связке, в обеспечении друг друга. А иначе, простите, взять самую тяжелую дубину и думать что все дозволено, так вернее всего шею свернуть!
Vlad1302