#220 sigelwar » 12.06.2011, 18:28
«Воспоминания» Зуев Максим Григорьевич, Москва, 1993 г.
О том самом времени, когда все это только начиналось. Когда, вместо ставшего позже второй кожей эльфийского комбинезона, на мне находилась новенькая с иголочки форма Харьковского училища войск НКВД. Кажется, как давно это было… И как близко…
Начало войны, как громом поразило всех моих знакомых, но в отличие от всяких пораженцев, весь личный состав моей группы, да что там группы – курса, практически в тот же день написал рапорты об отправке в войска. В чем нам было отказано. Потрясая стопкой наших заявлений, начальник училища на общем собрании высказал, что он о нас всех думает. Высказал с добрыми отеческими нотками. Добавив, что учеба на текущий момент является для нас всех приоритетным делом и выпустив в бой необученных мальцов, он самолично подорвет обороноспособность страны. И что лучшее, что мы сейчас можем сделать – это усерднее учиться. А чтобы мы не скучали и не забивали свои буйны головы ненужными мыслями, приказал своему заму по строевой Хмылеву усилить с нами работу. Как мы его тогда ненавидели, гонял ведь до седьмого пота, до обмороков. Правильно к нему за глаза кличка Хмырь прилепилась, с такой-то фамилией и методами обучения. Хотя, это я теперь понимаю, что мужик он был правильный и с нами тогда именно так и надо было. Ведь после строёвки, стиснув зубы, мы как волки кидались на учебу. Стараясь как можно скорее овладеть всеми знаниями необходимыми на фронте. Учеба в тот момент казалась нам личным врагом, победа над которым приблизит и окончательную победу на фронтах. Вести с которых не радовали…
Ну а потом, в начале августа к нам приехали покупатели. И меня и еще четверых из моего курса вызвали в кабинет начальника. Там находились сам начальник училища и незнакомый офицер госбезопасности, по хозяйски расположившийся за столом, которого начальник представил как капитана Мирошина. Сразу же после знакомства нас оставили с ним наедине.
- Здравствуйте товарищи курсанты! Ваше руководство характеризует положительно, Вы все хорошие специалисты, комсомольцы, физкультурники. Я сейчас задам один вопрос, отвечайте не сразу, у Вас есть три минуты на размышление.
- Вы готовы отправиться на фронт, для выполнения приказа командования Красной Армии?
Вопреки приказу думать я не стал. Да и никто из моих товарищей не стал. Поэтому сказали, чуть ли не хором:
- Так точно!
- Ну что ж, тогда садитесь, вот бумага, ручка, и всем, родителям, друзьям, любимой девушке пишите письма примерно следующего содержания: 'Направлен на фронт, отвечать смогу редко, обратный адрес полевая почта такая-то'. Вложите в конверты, надпишите их, запечатывать не надо.
Пока мы писали, капитан вышел за дверь и, вернувшись через минуту, забрал со стола пепельницу, отошел покурить к окну. После со смаком выкуренной сигареты он собрал и окинул взглядам наши творения и, не запечатывая, положил в командирскую сумку, а из неё достал стопку бланков подписок о неразглашении.
Сама поездка на какую-то подмосковную базу просто не отложилась
Потом было муторное кукование на аэродроме в ожидании подходящей погоды для высадки. Из развлечений только наблюдение за молчаливым оцеплением и разглядывание барака, в котором нас временно разместили. Ну и разговоры конечно. Слухи ходили самые нелепые. Что в принципе при таком недостатке информации вполне логично.
Впрочем, мариновали нас недолго, вскоре закончились и одной безлунной ночью нас все-таки загрузили в самолет.
Ну а после приземления и началась наша учеба нелегкому ремеслу инженеров психоэнергетиков.
Сейчас то, с высоты накопленного опыта и знаний я понимаю что с нами, тогда еще не оперившимися птенцами надо было поступать именно таким образом – вытолкнуть из будничной лодки обычной жизни и заставить нас самих барахтаясь и захлебываясь познавать новое и раздвигать горизонты науки. Но это сейчас…
Тогда же – тогда неизвестный коллектив, странное отношение единственного преподавателя, вдобавок еще и резко отличающегося по виду от человека, постоянная физическая и психологическая нагрузка все это буквально выжимало из нас соки, отбивая всяческое желание жить. Этот переломный момент, когда действие лекарственных препаратов, которыми в строго выверенной пропорции буквально пропитаны наши организмы, достигло максимума – именно тогда я впервые познал что такое психоэнергетика и ощутил то необычное состояние, которое и подтверждает догмат разума над окружающей действительностью.
Точно не помню, да и это не важно, но это произошло то ли на вторую то ли на третью неделю после прибытия, в тот момент из-за постоянного приема зелий окружающее уже было подернуто дымкой нереальности и все мое существование сфокусировалось только на выполняемой мной работе, приказах преподавателя и вкусе еды. Такое ощущение, что все это время мы не спали – или спали очень мало. В голове именно об этом отрезке жизни остались только обрывки, неясные образы которые до сих пор так и не сложились в ясную картину.
Но в отличие от тех размытых, не связанных эпизодов, во время которых мое я буквально не существовало, поглощенное препаратами и изматывающей валящей с ног работой, момент обретения я помню как сейчас. С тех пор прошел уже не один десяток лет и остатки моих волос уже покрывает седина, но эти воспоминания предстают перед моим взором, так как будто бы это случилось вчера.
Первые ощущения после того как я очнулся, были довольно противоречивыми. Одновременно болела каждая клеточка тела и в тот же момент ощущалось, что-то иное, что-то необычное, не передаваемое обычными словами – то чему просто не было названия в русском языке. Нельзя сказать, что это ощущение было неприятно – но оно не терялось на фоне ломящих мышц и бурной реки головной боли, настолько сильной, что даже попытка подумать о том чтобы открыть глаза была героической.
Больше это чувство походило на поток воды или ощущение прохлады, вливающейся со всех сторон. И ощущаемой не кожей, а чем-то еще находящимся на небольшом, практически неразличимом расстоянии от нее. А снаружи, как будто сквозь войлок, доносилось:
- Максим! Максим, открой глаза, ты меня слышишь?
Голос, ржавым гвоздем царапавший мне голову все не прекращался и как будто его одного не было достаточно, кто-то принялся трясти мое тело.
После того как я открыл глаза и был в состоянии их сфокусировать, то первое на что я обратил внимание – внимательные взгляды окружающих. Я находился в каком-то из многочисленных подземных залов, которые мы с ребятами все это время освобождали от остатков наполняющей их земли и песка. Во всяком случае, в тот момент в моей голове всплыли размытые воспоминания о переплетении коридоров, оплавленных стенах и тысячах – нет десятках тысяч шагов, которые я сделал внутри этих коридоров, вынося корзины с землей или идя обратно. У потолка полукруглого помещения висело несколько светящихся зеленым призрачным светом шариков, окрашивавших лица присутствующих в мертвенные цвета.
Пока я обводил окружающее все еще мутным взглядом куратор, не переставая, тряс меня, пытаясь добиться хоть какого-то внятного ответа. И в этот момент попытка произнести хоть какое-то слово была для меня подобна пытке. Казалось, что я забыл как говорить – во всяком случае, сформулировать что-нибудь связное было непосильной задачей. Но взяв волю в кулак и через силу раскрыв рот я смог выдавить из себя нечто более или менее похожее на связную речь, вызвав у окружающих целую палитру чувств – от удивления до жалости..
Впрочем, просьба попить была выполнена моментально. Аккуратно приподняв голову, к моим губам поднесли чашку.
Никогда потом я не пробовал такой вкусной воды – первый глоток впитался в мое иссохшее горло, явно не дойдя даже до пищевода. Когда я сделал еще несколько глотков, мои глаза сами собой закрылись и я уснул.
В себя окончательно пришел уже в нашей каморке в окружении внимательно рассматривающих меня ребят и куратора…
Лучший метод ассимиляции - геноцид.