Мы из Бреста

[master_iuda]

Глава
Мы ходим в гости не прошено,
Не извиняемся,
Делаем крошево и растворяемся .
Волчьими тропами, вражьими трупами
Разведка идет…

Когда же небо укроется призраком-тучею,
Сердце становиться мышью летучею,
Снова ущельями,
Тайными щелями,
Разведка идет…

Красит багровый закат
Кровью ущелья и гроты,
Вновь возбуждая азарт дикой охотой.
Несколько суток подряд
Нервов натянуты нити,
Но прикрывает отряд Ангел-хранитель…
(слова из песни «Разведка идет»)


Первыми на Кавказ вместе со мной улетела группа инструкторов- альпинистов, взвод егерей и радиовзвод. «Дугласы» больше увести не могли их и так загрузили под «завязку». Остальные подразделения должны были быть переброшены в течение следующих двух недель. Лететь пришлось кружным путем через Астрахань, с посадками в Сталинграде, Астрахани и Баку. Поэтому вылетев рано утром, в столицу Осетии мы прибыли только к вечеру. В Орджоникидзе нас встречали представители из 2 отдела УНКВД, предупрежденные Москвой. На ночь нас расположили в казармах Орджоникидзевского военного училища НКВД, а уже утром мы выехали в Ангушт -Тарское. Из местного полка НКВД нам в помощь был выделен саперный взвод. Все необходимое парни туда успели завести, так что нам оставалось только начать все собирать и готовить. Но оставалась еще куча вопросов к местному начальству требовавших срочного согласования и уточнения. Поэтому отправив людей в горы, пришлось садиться в машину и мотаться по городу и общаться с разным начальством. Согласование вопросов в Орджоникидзе занял целый день. Больше всего пришлось проторчать в УНКВД и штабе ПВО, решая вопросы обеспечения личного состава, лошадей и техники всеми видами довольствия, организацию связи, маршрутов полетов «Аистов» над горами и прикрытия их истребителями, выделении бомбардировщиков, топлива и авиаспециалистов. В соответствии с телеграммой командованием гарнизона в наше распоряжение были выделены три десятка лошадей, два пушечных БА-10, десяток грузовиков, в том числе и два автофургона для перевозки заключенных, замаскированных под хлебовозки. Лично для меня предоставили управленческую «Эмку». Надо было видеть радостные лица отцов-командиров автобата, когда я им сказал, что грузовики мне потребуются лишь периодически и представлять машины они должны только по заявке, а в остальное время могут их использовать по своему назначению. Автомашины мне действительно первое время особо были не нужны, а раз так, то зачем отрывать народ от дел. Понятно, что машин мало и дела для них в тылу обязательно найдутся. Фотографии известных боевиков, их особые приметы в УНКВД уже были подготовлены, мне оставалось лишь раздать их своим бойцам. Летуны место для «Аистов» определили на аэродроме ОСАВИАХИМа, они предоставляли нам и пару опытных пилотов для натаскивания моих летчиков полетам в горах. «Дугласы» должны были прибывать и разгружаться на городском аэродроме. Вечером мне удалось немного пройтись по старинным городским улицам, полюбоваться с городской набережной на Те'рек и Церковь Святого Григория Просветителя, дом Вахтанговых и Мечеть Мухтарова, погулять по тенистым аллеям парка им. Коста Хетагурова. Когда еще для этого удастся вырвать свободное время.
Следующий день потратил на поездку в Грозный. От нее я многого не ждал. Мне достаточно было в 141 полку договориться о проводниках, согласовать организацию связи и совместные действия. Тоже самое требовалось и от командования Грозненского укрепрайона, а еще мне хотелось договориться об артиллерийской поддержке. Со мной в качестве проводника поехал старший лейтенант милиции из группы по борьбе с разведывательно-диверсионной деятельностью противника. В принципе он мне был не нужен. Сколько раз я вот так на машине мотался туда - обратно по дороге на Грозный, но нельзя было выходить из роли, да и дорога могла быть другой. Выехали мы из Орджоникидзе на машине еще до рассвета. Дорога была неплоха и мы быстро катили по ней. Весна уже полностью вступила в свои права, кругом зеленела трава, а на деревьях появились первые листочки. Села, через которые проезжали, были узнаваемы, как и повседневная жизнь в них, словно и не было разницы в полсотни лет между реальностями. Разница была лишь в количестве скота на лугах, внешнему виду людей и построек, практически полном отсутствии автотранспорта. В мое время тут стояли огромные двухэтажные особняки и высокие заборы из облицовочного итальянского кирпича, а не глинобитные мазанки или небольшие каменные дома с скученной беспорядочной планировкой за невысоким деревянным или каменным забором стоящие здесь и сейчас.
Пару раз останавливались напиться ключевой воды из родников, слегка размять ноги и проверить связь. Все ж езда на «эмке» по горной дороге то еще удовольствие. Радиосвязь действовала вполне надежно и устойчиво, слышимость была приемлемая. Приходилось констатировать, что немцы умеют делать качественные вещи. О том, что где то рядом идет война практически ничего не говорило. Только на подъезде к городу стали видны оборонительные работы, КПП и зенитные батареи.
Штаб Грозненского укрепрайона размещался в городском музее. С начштаба, «операторами», нач. артиллерии и летунами длинных разговоров не было. Телеграмма к ним поступила еще два дня назад и их предварительные наработки легли на стол. Я тоже достал свои, и мы быстро нашли общие точки соприкосновения и решения первоочередных вопросов. Главным стало то, что армейцы готовы были по моей заявке выделить необходимое количество артиллерийских и минометных стволов и боеприпасов, а летуны готовы были принять мои борта на аэродромах в Грозном, Гудермесе, Ведено. Они сообщили и о нескольких горных площадках в районе Итум-Кале, Ушкалой, Гухой, Шатой, Ведено, Буйнакске которые «Аисты» при необходимости могли использовать в качестве аэродромов. Меня заверили что ПВО, гарнизоны и «ястребки» будут предупреждены о возможной посадки моих самолетов.
Заезжать в местное управление НКВД и встречаться с его начальником и начальником отдела по борьбе с бандитизмом я не стал. Хоть старлей и предлагал это сделать, но мне было рано еще встречаться со своими будущими жертвами. Не стали мы заезжать и в Грозненский обком партии. У них там своих дел по горло, как-нибудь в другой раз представлюсь. Поэтому сославшись на отсутствие свободного времени, мы поехали сразу же в полк.

[master_iuda]

В 141-м стрелковом полке внутренних войск меня приняли хорошо, можно даже сказать очень хорошо. Их можно понять не каждый день к ним гости из Москвы прибывают, тем более что их приезд заранее предопределен телеграммой. Командира полка Холухоева на месте не оказалось, он еще вечером выехал в горы с проверкой гарнизонов, но мне вполне хватило его подчиненных. С начальником штаба, замкомандира и особистом полка общий язык нашли и обо всем договорились, сверились с картами и планами, уточнили разведданные и согласовали опознавание групп и друг друга. Потом в обед был небольшой сабантуй с шашлыком и всем таким прочим на берегу Сунжи. Мясо для шашлыка я купил по дороге в Грозный, остальное парни нашли на местном рынке. Много набирать не стали, так по паре чуреков с сыром и лепешек с сыром и мясом на каждого. Для дружеского обеда и более близкого знакомства нам вполне хватило.
Без разговоров дело приготовления шашлыка не обошлось. Они касались положения в регионе, поисковых операциях, борьбе с преступностью. Парни были боевые, опытные, многое знали о действиях в горах, повадках бандитов. Разговор у нас был откровенный, особенно с особистом. Почувствовав родственную душу, он разговорился. От него, пока остальные занимались костром и разделкой мяса, я узнал, что среди горцев, дезертиров, бандитов ходят упорные слухи, что легализоваться среди населения тем, кому надоело скрываться по горам, можно только за взятку в размере 3-5 тыс. рублей ответработникам из числа национальных кадров в местном обкоме и облисполкоме. В открытую об этом не говорят, но «земля слухами полнится» что старейшины тейпов собирают деньги для взяток. И вроде как вопрос действительно именно так решается, о чем говорит все увеличивающееся количество легализованных. Главное то, что все это происходит вроде как с согласия местных органов НКВД и чуть ли не под контролем начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Кроме того кто-то сливает информацию бандитам о готовящихся и проводимых против них операциях, засадах и прочесываниях. Поэтому проводимые мероприятия часто срываются или проходят с минимальным результатом. Разве можно считать задержание одного-двух скрывавшихся в горах с древним оружием горцев хорошим результатом? Тем более что информация, поступившая из проверенных источников, была в целом ряде случаев о бандах численностью до 40 человек, вооруженных современными винтовками и пулеметами. Знать о проводимых полком поисковых мероприятиях мог очень маленький круг лиц как в УНКВД, так и обкоме партии. Закончил он свой рассказ на довольно минорной ноте.
Да весело! Я, конечно, знал что не все так просто в «королевстве Датском», но не до такой же степени нагло. Фактически этими взятками на корню рубится вся оперативная работа с колеблющейся частью боевиков. У тех, у кого родственники не могут набрать необходимую сумму для взятки нет шансов вернуться с явкой с повинной к мирной жизни. И как после этого работать? Неужели действительно правдой является вскользь высказанное в мое время одним из «краеведов» предположение, что чинуши, из числа местных жителей, довольно хорошо обогатились за счет своих же сородичей, в том числе и путем легализации скрывавшихся в горах за деньги. Что в ЧИАССР не было никакого восстания, а была чистая «игра на публику» высших чинов местного НКВД. Они фальсифицировали данные о количестве бандгрупп и повстанцев, а затем докладывали наверх об успешной борьбе с преступностью. За что соответственно получали награды и т.д. Что организация Исраилова на самом деле тоже проект местного НКВД по организации бандитов, переросший и переигравший своих создателей. Но, честно говоря, мне в это совершенно не верилось. Ну не может быть такого. В то, что кто-то наварился на беде других вполне могу поверить, но во все остальное категорически нет. Слишком хорошо я знаю эту кухню и не верю, что в конторе на это могли пойти. Да и местный начальник УНКВД Албочиев здесь появился сравнительно недавно, так что не было у него времени разыгрывать тут оперативные комбинации такого уровня.
Вообще у меня происходящее вызывало чувство дежавю. Все было как в той реальности, из которой я прибыл и где воевал в этих же местах. Та же коррупция и предательство среди нацкадров в местных органах власти. Все до мельчайших деталей было знакомо и этот берег, и этот лес, и разговоры, и дорога и вкус шашлыка из баранины. Поймал себя на том, что по дороге на место пикника руководил действиями водителя, чем явно ввел местных парней в легкое замешательство.
Потом была обратная дорога в Орджоникидзе и Ангушт - Тарское. За двое суток мои парни и саперы преуспели. Был подготовлен палаточный городок, организована охрана, размечен полигон и стрельбище, работала кухня и обустроен душ. С местными ингушами наладили контакт и слили им «дезу» о себе. За поздним ужином радисты доложили об установлении связи с абонентами в Орджоникидзе, Тбилиси и Шали и готовности к работе. Авиаторы тоже были готовы начать боевую деятельность. Я был только за. Ближе к полуночи грузовики доставили очередную партию бойцов прибывших из Москвы.
Следующий день был заполнен до отказа. Наконец началась нормальная боевая подготовка к будущей операции. Инструктора с егерями вышли на полигон и начали практическую отработку навыков. Я тоже принял активное участие в таком проведении досуга, восстанавливая навыки, что не осталось не замеченным со стороны инструкторов. Даже похвалили. Итоги первых разведвылетов «Аистов» обнадежили. Мои летчики довольно быстро осваивались с непривычной для них техникой пилотирования самолетов в горах. Взаимодействие авиаторов и связистов было на должной высоте. Дополнительно удалось установить радиосвязь с гарнизонами в Шатое, Борзое, Итум-Кале. Из Грозного к концу дня сообщили о готовности надежных проводников для моих ребят. Что ж все шло как надо, и мне пора было собираться в дорогу. Стоило проверить свою удачу в очередном изменении истории.
Я знал, что 30 марта Исраилов со штабом своей организации и охраной будет с инспекцией в повстанческом округе №8 в Буйнакске. Туда он прибудет после генеральной репетиции всеобщего восстания в Шатое, Итум-Кале и Ведено. В Буйнакске он будет несколько дней. В ночь с 30 на 31 марта он с группой боевиков совершит нападение на сберкассу и правление колхоза, подожгут здания сельсовета и правления колхоза, убьют председателя сельсовета. Затем группа Исраилова должна вернуться в Чечню. У меня оставалось всего несколько дней, чтобы подготовиться и организовать засаду наних.

[Андрей Д]

В 141-м стрелковом полке

полку

Добавлено спустя 4 минуты 48 секунд:

У меня оставалось всего несколько дней, чтобы подготовиться и организовать засаду наних.

на них

[master_iuda]

Андрей Д,
спасибо исправлю

[master_iuda]

Было три варианта действий:
первый – брать группу Исраилова в Буйнакске во время встречи с руководством 8 повстанческого округа. Дом, где она состоится, мне в свое время показали. Большой двухэтажный каменный дом с кучей хозяйственных построек внутри двора. Со второго этажа и террасы окрестности просматриваются на раз, особенно улица, горы и роща, примыкающая к огороду. От улицы дом огражден высокой каменной стеной. На перекрестках улиц наблюдателей из местных жителей или их детей точно выставят, так что чужака сразу опознают и поднимут шум. Охрана зевать не будет, а раз так, то боя в городских кварталах не избежать. Да и Исраилов может уйти огородами или подземным ходом прикрывшись огнем «засадного полка» в роще и оставшихся в доме. Ищи его потом. Он же свой последующий маршрут может изменить от того что я знаю. Не хотелось бы потом гонять его по горам или выжидать у известных стоянок.
Второй вариант был брать его в Орджоникидзе. Здесь он появится в двадцатых числах апреля на встрече с руководителями групп своей организации. Место, где будет проходить совещание, я знаю, показали в свое время. Но опять-таки дело будет не тихим, как-никак почти центр города. А оно мне надо? То, что я задумал, требовало тишины.
Третий вариант был самый рисковый, но нравился он мне больше всего. Засада в горах. После Буйнакска Хасан будет возвращаться в Чечню через Ведено, где в районе Веденского распадка у них произойдет стычка с поисковой группой НКВД. Исраилов с несколькими самыми близкими людьми сможет вырваться из засады и уйдет в горы, оставив «мясо» чекистам. Затем почти два года будет скрываться в горах. Лично я этого не хотел. Мне желательно было покончить с «нациками» до того как начнутся бои за Кавказ. В свое время, общаясь с «краеведами», удалось пройти по предполагаемому маршруту Хасана. Они его составили по показаниям «мяса» сопровождавших Исраилова в Дагестан. Был, конечно, риск разминуться с Исраиловым, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Еще раз, взвесив все, принял решение действовать именно по третьему варианту. В крайнем случаи есть еще в запасе вариант взять всех здесь в городе.
За меня на базе оставался командир роты егерей Максимов. Инструктируя его и старших групп, я просил чаще давать возможность бойцам бывать на рынках и в Орджоникидзе, изучать его и прилегающие окрестности, но стараться не афишировать свою принадлежность к войскам НКВД. При обращении с местными жителями заводить среди них друзей и знакомых, стараться через них собирать разведданные. По возможности еще до нашего прибытия изучить показанные на карте маршруты движения, знать там каждый бугорок, каждый кустик. Понятно, что работать на чужой территории крайне непросто. Хотя бы потому, что мои парни преимущественно славяне, и в Чечне их было за версту видать. Если в ходе посещения города случайно будут обнаружены кто либо из указанных на фотографиях, то стараться их по-тихому задерживать и доставлять на базу. Если задержать не получится, то постараться проследить объект.
С собой в горы я забирал только «старую гвардию». Если уж кому я и мог довериться, то только им, не зря же мы с ними столько вместе пережили, странствуя по Белорусским лесам. Для предстоящей операции мне достаточно иметь группу в составе одного взвода.
До Ведено (чеч. Ведана) добирались на грузовиках через Грозный, Аргун, Шали. Всю дорогу как из ведра лил дождь. Хорошо, что ехали на машинах с тентом, а то бы промокли насквозь. В условленном месте, не доезжая Ведено, нас ждал конный отряд 141 полка в составе двух взводов во главе со старшим лейтенантом Жуковым и проводники. Здесь мы пересели на лошадей и тронулись в дальнейший путь в горы. По согласованному с командованием полка плану, наш объединенный отряд с целью проверки информации о скрывающихся в горах дезертирах должен был действовать в районе населенного пункта Элистанжи (чеч. «княжеская душа»), а потом и Махкеты. Для нас участие в операции было последней проверкой готовности к рейду. По завершении операции отряд должен был разделиться. Полковая группа должна вернуться в Ведено и на следующий день уйти на новый поиск в район Беной-Ведено. Туда же для связи и наблюдения должен был вылететь один из наших «Шторьхов». Моя же группа по горным тропам уходила на аул Харачой (чеч. Харачоь) расположенный примерно в 8 км к юго-западу от Ведено «на стыке гор Чечни и Дагестана», а также на границе двух исторических областей горной Чечни - Ичкерии и Чеберлоя. Нашей конечной целью был перевал Харами. В качестве проводника нам предоставлялся пожилой терский казак Иван Савельевич, воевавший тут еще со времен Гражданской войны. На чьей стороне воевал казак, я уточнять не стал, для меня главное было в том, что он знает местные горы как пять своих пальцев.

[master_iuda]

Первой нашей остановкой было село Элистанжи, которое в свое время имам Шамиль хотел сделать его столицей своего имамата. Здесь от отряда отделился один из взводов. Он вместе с группой «ястребков» ушел в горы. Мы же по долине тронулись в сторону селения Махкеты и расположенных рядом с ним селений Товзени, Сельментаузен, Хоттуни. Вокруг долины были крутые склоны гор, на которых даже в апреле бывает метровый снежный покров. Они были рассечены каменистыми руслами рек и покрыты густым лесом. В горах уже чувствовалась весна: температура стояла около 15 градусов выше ноля, на деревьях набухли почки, распустились первые цветы, еще пару дней такой погоды и леса оденутся в зелень. Природа, горы, озера, реки и ручьи здесь были особо красивы, чтобы здесь строить туристические базы и горные курорты. Но, увы, здесь шла пусть и необъявленная война. Отсюда до Аргунского ущелья было около шести километров, а до Грузии меньше сорока. В мое время именно сюда шли бандгруппы из Грузии. Здесь и сейчас тут было все то же самое. Не заходя в села, мы ушли в горы, где и разделились для прочесывания. Нам достался участок горного хребта и ущелье у села Тевзени рядом с горой «Садой Лам» (с чеч.- Горы тейпа Садой). Работа была куда как знакомая, да и местность для меня тоже. Вот только разделиться на части я не мог. Поэтому пришлось доверить поисковую группу, действующую в ущелье проводнику, а на себя взять тех, кто будет идти по хребту. Радиосвязь работала неплохо, высоты тут чуть более 1600 метров, расстояние не столь большое так, что в любом случаи прийти на помощь друг другу мы могли довольно быстро. Оставив под охраной пары бойцов лошадей, группы ушли в поиск. Мои парни показывали отличные навыки прочесывания. Они двигались парами и тройками, прикрывая друг друга и внимательно смотря по сторонам. Они скользили от дерева к дереву, аккуратно перетекая поваленные стволы, груды сломанных ветвей и ямы со стоящей водой. Встреча с боевиками состоялась южнее населенного пункта Махкеты. Одна из поисковых групп поднимаясь на очередную высоту, обнаружила свежие следы. Аккуратно пройдя по ним, они за пригорком обнаружили хорошо оборудованный и неплохо замаскированный блиндаж на четырех человек. Было видно, что его покинули в большой спешке. На столе стоял большой чайник, а в кружках не успел остыть чай. В грубо сложенной печи еще тлели угли, а на нарах лежали забытые вещи. На стеллажах в небольших мешочках оставались продуктами и несколько старых религиозных книг. Быстро осмотревшись, мы нашли место, где укрылись горцы. Они спрятались в промоине под корнями старого граба. Видя егерей они, сидя на корточках и крепко держа винтовки в руках, попытались прорваться, соскользнув по склону вниз и гоня перед собой груду опавших листьев, сломанных веток, снега и рыхлой, еще не замерзшей земли. Были бы мы одни, то это им возможно бы и удалось, но, увы, ниже шла еще одна моя группа. Поняв, что без боя вырваться не удастся, бандиты попытались это сделать, прикрываясь огнем из винтовок и стволами буков. Но опять таки не на тех попали. Были бы тут первогодки, то это могло бы и удастся, но против них действовали многоопытные и обученные егеря, которым не впервой было вести бой. Все решилось довольно быстро. Горцев сначала зажали плотным огнем в небольшом овражке, а затем закидали гранатами. Двое бандитов были убиты, еще двое были захвачены живыми. В ходе боя несколько моих бойцов получили легкие ранения, все же горцы умели хорошо стрелять. В качестве трофеев нам досталось неплохие кинжалы, три мосинки и старый наган с двумя десятками патронов. Жаль, что пришлось так шуметь, в горах ведь звук боя слышен далеко, поэтому дальнейшие поиски на нашем направлении можно было сворачивать.
Пока не прошла горячка боя, допросил бандитов. Что такое экспресс допрос думаю рассказывать не надо. Видя, как он происходил, проводник только покачивал головой и тихо покрякивал. В итоге мне стало известно еще о трех схронах находящихся неподалеку и количестве находящихся там боевиков, данные на погибших. Один из горцев согласился активно нам помогать и провести незаметно к схронам. Второй горец был не так добр и правдив, поэтому остался с перебитыми коленками и руками по соседству с трупами на месте боя. Не звери же мы, наконец. Ведь тащить его на себе мы не могли у нас и груз и собственные раненые, а раненый горец в одиночку его бы не донес. Может он, даже выживет если вдруг кто придет на звуки боя. По идее стоило уничтожить схрон, но взрывчатки у нас собой было мало, и мы ограничились установкой растяжек на подходах к нему.

[master_iuda]

Связавшись по радио с Жуковым, я сообщил о результатах поиска и примерным направлением нашего нового маршрута прочесывания. Остальным поисковым группам мы маршруты не пересекали, так что могли спокойно делать свое дело, не боясь кого-то по ошибке пристрелить. Гребень хребта пересекли быстрее лани и углубились в лес. Нашей целью была небольшая пещера с дезертирами-фронтовиками, находившийся на обратном скате горы. Они могли слышать выстрелы и разрывы и могли уйти в горы, поэтому мы так спешили. «Горец» и проводник бежали наравне с остальными. В быстром темпе преодолев около 3 км. остановились около небольшого ручья, берущего начало выше по склону. Как бы ни были подготовлены мои парни, но отдых им требовался. Да и осмотреться не мешало бы. Горец показал направление движения, и по тропе вверх ушла разведка. Через несколько минут она сообщила о найденных следах человеческой жизнедеятельности и тропинку, ведущую вверх, а несколько позже и наблюдательный пост. Время терять не стоило. Успели вовремя. Наши клиенты на небольшой поляне у входа в пещеру как раз заканчивали сборы в дорогу. Дальше был бой. Жесткий и неотвратимый. Жаль лошадей, они-то ни в чем не были виноваты, но пулям все равно в кого попадать. Тем более что дезертиры попытались ими прикрыться и отступить. Главное было не дать горцам вернуться в пещеру, хоть и утверждал пленный, что второго выхода оттуда нет, тем не менее, заниматься выкуриванием их оттуда не хотелось бы. Надо отдать должное, что дезертиры в пещеру и не думали возвращаться, попытались оказать сопротивление и отступить в лес. Действовали довольно грамотно, часто пытались менять позиции и укрытия. Стреляли горцы действительно хорошо. Трех моих бойцов ранили, стреляя из винтовок навскидку. Пришлось их гасить из РПГ и гранатами. Из двенадцати человек уйти смогли только четверо, бросивших оружие и вещи и прыгнувших сломя голову вниз по склону. Догонять их не стали, в горах темнеет быстро, а дело шло к вечеру. Да и горы они лучше нас знают. Еще встретимся. К нам в плен попало трое, в том числе и наблюдатель, следивший за дорогой и захваченный разведкой без боя. Среди трофеев нашелся «дегтярь» притороченный к вьюку и поэтому не пущенный в дело. Пулеметчиком кстати оказался один из стрелков выбитых нами в самом начале боя. У него же в вещах нашлись и гранаты. Собрав трофеи, продукты и заминировав подходы к пещере, мы вернулись к грузовикам. Сюда уже подтянулись и остальные группы. Им повезло меньше чем нам.
– Ну, вы товарищ майор и счастливиц. Первый выход и такой улов. Мы за ними несколько месяцев гонялись, все никак взять не могли.- Увидя наших пленных сказал старлей. – На этих вот субчиков ориентировка еще в январе была. У них на счету сберкасса и пара трупов. Вот следователи то обрадуются. А там такого со шрамом не было?
- Был – указав на труп пулеметчика, ответил я.- Стрелял парень очень даже хорошо.
– Верно. Точно он. – Внимательно осмотрев труп, сказал Жуков. – Дважды от нас уходил. Охотник. Второй это его родной брат. Они предколхоза осенью ногами забили до смерти якобы за разворовывание колхозного добра. А потом в леса ушли, когда милиционеры их задержать хотели.
- Понятно. Что дальше делать будем?
– По плану?
– Наверное, нет. В Ведено вместе поедем, там решим.
Мне пришлось вновь менять планы. Дело к ночи идти по темному времени суток по горам дело хреновое, а раз так то лучше всего добраться в Ведено, а уже с утра пораньше выйти к перевалу. Тем более что, по словам Жукова в Ботлих от них постоянно ходят грузовики и не для кого не будет неожиданным если утром туда выйдет еще одна колонна .

[master_iuda]

прошу простить что давно не был - служба.

сначала несколько ранее пропущенных глав. Остальные буду выкладывать по мере готовности. Не думал что писать лично пережитое будет труднее чем все остальное.


Глава.
Из воспоминаний красноармейца Пономарюка Гаврилы Саввича.

… В армию меня призвали по мобилизации в июле. У нас в артели я был лучшим краснодеревщиком, поэтому директор наш Семен Григорьевич никак не мог с этим согласиться. Все «бронь» в горкоме партии пытался мне сделать, как нужному в производстве человеку. Да не вышло, все равно призвали, так попал я саперы. Под Смоленск. Батальон наш там оборонительные укрепления строил.
В плен я попал в августе. Нашему взводу тогда поставили задачу восстановить разрушенный авианалетом мост. Мы приехали, посмотрели, что к чему, работы там было часа на два. Вот только народа у нас для этого мало было. Там часть настила и столбов менять нужно было, а приказ был срочно все исправить, войска по мосту выходить из окружения должны были. Охрана моста во время налета погибла, так что помогать нам было некому. Взводный в деревню, что в пяти километрах стояла, поехал насчет помощи узнать. Ну, а мы делом занялись. Ребят погибших в воронке похоронили. Потом в рощу, что рядом с дорогой была, я с десятком парней пошел бревен напилить. Управились быстро. Напилили и назад несем. Только мы к мосту подошли и бревна на землю положили, а тут немцы на всей скорости на бронетранспортере подъехали. Стоят, хохочут, руками показывают, чтобы мы продолжали работу. А у нас оружия чтобы сопротивляться нет. Мы его на телеге сложили, чтоб не мешало в работе. Тех, кто решился бежать, немцы из пулемета положили. Осталось нас стоять у моста всего двенадцать человек. А немцы опять руками показывают, мол, работайте, делайте свое дело. Пришлось делать. Жить то хочется. Мне тогда всего 25 лет было. Сначала мы одни работали, затем к немцам подкрепление пришло, в том числе и их саперы. Обер-лейтенант немецкий посмотрел, что и как мы делаем, похвалил, своих солдат на помощь прислал. Так что через три часа мост был готов, и немцы через ту речушку переправились. За работу немцы нас накормили, паек дали, разрешили наших погибших парней похоронить и как были с инструментами и вещами, к себе в тыл отправили. В сопровождающего дали двух своих раненых солдат. Так мы до сборного пункта пленных и топали. Держали нас отдельно от остальных пленных в отдельном бараке. Обер-лейтенант оказывается, записку своему командованию про нас написал, что мы специалисты хорошие. Вот нас и использовали по специальности, на разные работы посылали. Чаще всего мосты да дома ремонтировать. Кормили получше других пленных, из своего котла, одежку, какую никакую давали, Старшим у нас был знающий русский язык, прихрамывающий на левую ногу пожилой немец. Он и за охранника и за переводчика и за начальника выступал. Нас не обижал и другим в обиду не давал посредником в меновой торговле выступал. Я из остатков материалов от скуки поделки всякие вырезал, а он их менял на продукты, папиросы или вещи. Ну и себя и своих друзей не забывал, частенько просил меня какой-нибудь подарок сделать. Глядя на меня и остальные наши мастеровые всякие поделки стали делать, да продавать. По сравнению с другими вообщем неплохо мы жили. Я в немецком языке очень даже поднаторел часто сам с немецкими инженерами и специалистами говорил.
В октябре нас под Оршу послали железнодорожный мост чинить, что партизаны взорвали. Дело было уже привычное, да вот я в реку упал. Слава богу, выплыл, и свой инструмент не потерял. Ну и простыл, не без этого. К тому времени у меня уже немецкие документы были. Поэтому лечиться в немецкий госпиталь определили. Там несколько палат для русских было. Обслуживали нас русские и немецкие врачи. Хорошо нас они лечили, дело быстро на поправку шло. Однако вскоре нас в Минск было решено эвакуировать, так как мест для прибывающих с фронта раненых и больных не хватало.
По дороге наш поезд был подорван и обстрелян из леса, часть вагонов сошла с рельсов и опрокинулась. В том числе и тот, в котором находился я. Раненые и больные посыпались с полок. Так получилось, что на меня сверху упал очень крупный немец с открытой раной на теле и почти придушил своим весом. Я его с себя аккуратно сдвинул и положил рядом. Вылезти из под него хотел, да не получилось, слишком уж он крупный был, зажал мне руку своим телом, кровью меня всего измазал. Так нас и нашли. Спасатели посчитали что я немца того собой прикрыл, так как рядом с нами еще трое убитых было. Немец тот оказался большим чиновником из организации ТОДТа. За его спасение мне 200 рублей премии выдали, а когда через три дня выписали из госпиталя, то направили в рабочую команду на склад ТОДТа в Минске.
Тут в отличие от остальных пленных нам за работу платили деньги, выдавали неплохой продовольственный паек и рабочую одежду, практически не охраняли, давали возможность помыться в бане. Нас работало на складе всего полсотни человек – русских, украинцев, белорусов. Жили мы своим тесным мирком. Бригадиром был Рудольф, выдававший себя за поляка жителя западных областей Польши. Но это было не правда. Евреем он был. Уж чего-чего, а евреев я во Львове насмотрелся и могу лучше гестапо определять где еврей, а где поляк. Хотя они все там перемещены. Нехороший и злой человек вот что я о нем могу сказать. Вел себя он в отношении нас хуже, чем сами немцы. Те 7 ноября нам бутылку водки и небольшой шмат сала передали, а этот гад у нас постоянно воровал из пайки. Ну да бог шельму метит. В конце ноября его забрали на службу в охранную дивизию.
Хоть выход в город у нас был свободный, специальный пропуск для этого выдали, ходить нам было некуда. Так если только на рынок купить что-нибудь из вещей. Деньги что мы получали, я откладывал на будущее. Краж и побегов у нас не было. Да и куда бежать? Кругом же немцы, а с местными мы почти не общались. О том, что в Минске подполье готовит восстание, мы не знали, так как целый день были заняты на погрузке – разгрузке. Немцы на Католическое Рождество нам на всех выставили несколько бутылок водки и дали каждому по пачке своих сигарет и пирогу с капустой, следующий день объявили выходным. Вечером мы постирались и легли спать пораньше. Проснулись, когда на складе начался бой с охраной. Там и было то всего десять пожилых человек. Караул восставшие быстро скрутили. Из казармы нас не выпустили, оставив под охраной нескольких часовых из подпольщиков. Правда, несколько человек из нашей команды чего-то, испугавшись, сбежало через окно в уборной.
К обеду появились чекисты, которые занялись нашей проверкой. Мне и остальным парням скрывать было нечего, присягу мы не нарушали, никого не предавали. Я следователю все без утайки рассказал, как в плен попал и где находился, чем занимался. Чекистов больше кто сбежал, интересовали. Я что о них знал, поведал.
Вечером нас отправили на сборный пункт, где присоединили к группе бывших пленных из «Пушкинских казарм», зачисленных для службы в штурмовой полк комиссара Григорьева. Привезли на окраину города, всех сводили в баню, постригли под машинку, у тех, у кого не было вещей, выдали обмундирование: брюки, гимнастерку, шинель, ремень, шапку, ботинки с портянками и обмотками. Часть вещей были трофейными, с немецких складов. Прямо на заснеженной лесной поляне нас разделили на батальоны, роты и взводы. Назначили командиров из числа чекистов-штурмовиков. Ротным к нам поставили опытного товарища орденоносца младшего лейтенанта Прокудина. Очень скоро мы в роте поняли, что нам невероятно повезло. Прокудин оказался очень хорошим командиром. Во время боя он всегда был рядом и все свои силы направлял на решение трех главных задач: безоговорочное выполнение приказов вышестоящего командования, максимальное сохранение личного состава роты и обучение военному делу своих подчиненных.
При получении оружия мне досталась самозарядная винтовка Токарева - СВТ, делающая десять выстрелов без перезарядки. Сначала это понравилось, но уже очень скоро стали ясны ее недостатки: повышенная чувствительность к малейшей грязи. Чистить винтовку приходилось иногда по нескольку раз в день, а во время боя это было очень некстати. Так я и тащил эту дуру, пока не обзавелся трофейной винтовкой «Маузер».
Под утро следующего дня мы участвовали в атаке и захвате города Заславль. Охрану станции и лагеря для военнопленных там держали две немецкие роты охранной дивизии и железнодорожники. Узнав о восстании в Минске немцы из Молодечно в Заславль еще подкрепления прислали вот они и засели в окопах, что от летних боев остались. Рано утром под минометную канонаду нас бросили в атаку. Первую атаку нашего батальона немцы отбили, не очень охотно наши парни в атаку пошли, не добежали до врага, под пулеметным огнем залегли на поле, а потом и отступили на исходные. Даже раненых с поля не забрали. Только «штурмовики» за окраину городка зацепились, дрались в городских кварталах и рвались к жд. вокзалу. Нас тех, кто уцелел в атаке, собрали в перелеске, дали минут двадцать отдохнуть и снова бросили в бой. За нами развернулась подошедшая из Минска пулеметная рота, поддержавшая нас в атаке. Во время атаки мы бежали в сторону противника, стараясь оттеснить его и заставить выйти на поле под огонь полковых минометов. Неожиданно из немецкого окопа выскочил высокий пожилой унтер-офицер. Увидев невдалеке нашу пехоту, он сразу же буквально нырнул обратно. Я ближе других находился к нему и, не задумываясь, прыгнул в тот же окоп. Немного пробежав и вскинув винтовку, хотел было выстрелить, но немец внезапно исчез за очередным поворотом. Пробежав еще метров тридцать и несколько развилок, я окончательно потерял противника из виду и приостановился, чтобы понять, что делать дальше. Неожиданно сзади послышалось дыхание бегущего человека. В нескольких метрах от себя я увидел штык-нож винтовки того самого унтер-офицера, за которым чуть раньше гнался сам. Уберечься от удара не оставалось времени, и я почти бессознательно упал. В тот же момент по телу скользнуло холодное железо, рядом прогремел выстрел, и меня обдало чем-то горячим. Это были кровь и мозги немца, которого сверху в упор застрелил бежавший недалеко от меня командир роты Прокудин, видевший немецкого унтер-офицера и меня, бросившегося за ним. Сейчас я могу смело утверждать, что остался жив только благодаря умелым действиям нашего командира роты. Мы закрепились в захваченных траншеях, а чекисты-штурмовики, поддержанные танками и артиллерией, окончательно выбили врага из города в чистое поле. Где их и добили. После этого нас оставили в городе в качестве гарнизона, для получения пополнения и обучения.
В качестве пополнения мы получили бывших пленных из Минского шталага. На парней было страшно смотреть – худые, как сама смерть, одни кожа да кости, как только вообще передвигаться могли. Все никак согреться не могли, все к печке поближе старались сесть. Их и в новую форму одели, и теплые вещи выдали, кормили бульоном, и первое время на занятия в поле не брали, а они все мерзли. Больных среди них много было, вся санчасть ими забита была. Но выкарабкались. Особенно те, кто жить хотел. Я, слава богу, не болел, за собой следил, все занятия прилежно посещал, и вскоре меня назначили командиром отделения.
Под Заславлем мы проходили обучение, заново постигая воинскую науку. Учили нас чекисты – десантники, жестко учили, никаких поблажек не давали. Может потому я и выжил. Прежде всего, нас готовили к борьбе с танками. Танковые атаки наводили ужас на пехоту. Нервы многих солдат не выдерживали, и они просто убегали, куда глаза глядят, подставляя спины под пулеметные очереди. Вот чтобы этого не было, нас и учили бороться с танками, куда и как бросать бутылки. Обкатывали танком или трактором. Вскоре в роте появился специальный подобранный взвод ампулометчиков. Эти ребята, находясь в окопе или в другом удобном месте, ожидали приближающуюся машину, выбирали мертвую зону, недоступную для поражения пулеметным огнем, неожиданно выскакивали и бросали в танк бутылки с горючей смесью. Потом в роте появились две 45-мм противотанковые пушки...

[master_iuda]

Глава
Никитин
«Не ну его к черту эту должность, надо проситься в роту!» - В который раз зарекался Никитин. «Никакого тебе покоя, сна и еды только и знаешь, что мотаешься из края в край. То на аэродром в штаб группировки, то в горком или в обком партии, то по постам, то по казармам и отрядам, то к десантникам, то по лагерям для военнопленных, то на склады, то в бывшее гетто, то по лазаретам и баням, то в Заславль, то на жд. станции в сторону Барановичей или Борисова товарищ старший лейтенант посылает. Другие вон встали в оборону и в ус не дуют, а мне тут приходится все время на ногах мотаться. Совсем загонял меня Николаевич и меня и себя не жалеет. И чего он на себя столько навалил? Вон в штабе группировки пять генералов и куча полковников есть, а комендантом Минска Николаич стал! Не могли, кого другого назначить! Хотя может, действительно не могли. У остальных товарищей командиров своих забот и ответственности хватает. Тут и спланировать все как надо и боями руководить. Да и города они совсем не знают, не то, что мы за месяц, что здесь в лесах обитали, успели выучить. Товарищ старший лейтенант его знает, словно родился в нем. Оно и понятно сколько раз они с Сашкой Могилевич да с остальными парнями бывали тут, пока к восстанию готовились. Вот Сашка Командиру все и показал, а у Командира память отличная, если что увидит, то обязательно запомнит. А остальным то командирам что из Москвы прибыли, когда по городу ходить да все запоминать? Некогда им! Они в делах и заботах свой штаб почти и не покидают. Как Командир говорит у них вечный «цейтнот». Одно руководство войсками и поставками грузов чего стоит! Я когда в штабе с поручениями бываю, вижу какая это запарка.
Партизаны, танкисты, подпольщики и часть наших «ястребков» на Барановичи нацелились, а то оттуда, как только немцы узнали о восстании в Минске каратели поперли. Хорошо, что наши, захватив немецкие артсклады и танки, привели их в порядок и смогли раскатать «сусликов» на подходе к городу. Немцы то только вдоль дорог действуют, так как снег кругом глубокий чуть ли не по грудь. Вот наши этим и пользуются, знают, где их встречать и из засад громят. Впервые дни то по несколько атак отбивали, а как у немцев резервы кончились то наши сами вперед в наступление на Барановичи пошли. А наступлением опять же из штаба группы войск руководят. Так что некогда товарищам штабным командирам решать другие вопросы. Да и мало их на все направления деятельности штаба не хватает.
Десантники то вон, хоть и мало их еще, по прибытии сразу же в наступление пошли, громя немецкие и гитлеровские гарнизоны в сторону Борисова и Марьиной Горки. Генерал Левашов со своими штабными только и успевает, что донесения получает и с картой работает. И ведь не только со своими десантниками на связи, а еще с летунами, танкистами, что его подразделения усилили. С тыловиками и снабженцами Горохова, что на трофейных немецких складах командуют, у них любой вообще отдельная. Потому что получить боеприпасы и продовольствие больше то и негде. А то, что из-за линии фронта приходит то всего малость. Бойцы его корпуса, что самолетами прибывают, тоже с собой немного привозят только на день-два боя. С бойцами то тоже проблем хватает, кого куда отправить, какие подразделения усилить или пополнить. Вот и некогда ни генералу, ни его командирам городом заниматься.
Летчики так на тех все вообще держится. С утра до вечера и с вечера до утра впахивают. И как только успевают отдыхать? Как к ним не придешь, они в бумагах или на телефоне и рации сидят. С утра и до вечера с горкомом и госпиталем списки на эвакуацию и заявки на поставку необходимого готовят. Потом самолеты встречают, разгружают грузы, грузят эвакуируемых и провожают самолеты в рейс. За ночь то до сорока самолетов на аэродромы вокруг города садятся, так что некогда им совсем остальные вопросы решать.
Наши батальонные товарищи командиры как мы город взяли так все в разгоне оказались, даже вместе собраться у них не получается только по радио и общаются. Комиссар товарищ Григорьев с «ястребками» на Заславль ударил. Смяли они там фашистов, наших пленных еще чуток освободили. Товарищи Акимов с Петрищевым и погранцами на «фильтре» сидят бывших пленных проверяют. Начальник штаба товарищ Алексеев при генерале Константинове в главных помощниках ходит. Так что все товарищи старшие командиры при делах получаются.
Тех товарищей командиров, что из лагеря для военнопленных освободили, пока на должности не ставят. Их еще лечить и откармливать надо. Доходяги, в прямом смысли этого слова! Они же почти все сплошь либо раненые, либо больные. Многие животом маются, заморили их совсем немцы голодом. Да и тифозных и вшивых из них много. Пока обработку пройдут, подлечатся, в себя придут, времени много уйдет. Так что от них пока толку мало.
Вот и поручило командование группировки нашему Владимиру Николаевичу коменданствовать в столице Белоруссии. А забот тут сплошное море - всех надо накормить и напоить, по домам расселить, завалы разобрать, трупы с улиц и дворов убрать, оружие и документы собрать, обеспечить охрану захваченных складов и пленных, контролировать формирование новых воинских частей и фильтр пленных, поддерживать порядок на улицах города, его оборону, да и еще многое другого. Вот и приходится мне по поручениям Командира летать, куда пошлют, а посылают часто. Связь то телефонная что от немцев досталась, хоть и работает, но еще не все нужные объекты подключены. А везде глаз да глаз нужен. Вот Владимир Николаевич меня и гоняет. Хорошо хоть у врага лошадей захватили, а то ногами не успел бы все поручения выполнить.
Позавчера часть проблем по работе с населением с нас вновь образованный горком партии снял. В него местные подпольщики, что восстание в городе готовили, вошли. Они, зная местных жителей и их проблемы, нам на помощь пришли. Занялись восстановлением коммунального хозяйства, разбором завалов, обеспечением жителей топливом и распределением продуктов питания. Да и вообще общение с местными жителями во многом на себя взяли. А то одни евреи из гетто со своими проблемами чего только Командиру стояли. Ведь их там под семьдесят тысяч и детей и взрослых. Кроме наших местных сидельцев немцы туда еще и иностранных из Европы целую кучу нагнали, а они по-русски ничего не понимают, на разных языках говорят. И все они к товарищу Седову на прием лично рвались и чего-то с него требовали, как будто он всемогущий. А ведь чего требовали - и чтобы кого-то там срочно за линию фронта эвакуировали, и кого-то в первую очередь лечили, кого-то одели, кому-то медикаменты и еду дополнительно дали и т.д. и т.п. И так с утра и до вечера на разных языках то по-белорусски, то на иврите, то по-немецки или по-польски, то вообще не пойми на чем. И всех их Командир принимал и понимал и вопросы решал! И как только Владимир Николаевич со всеми ними справлялся? Нервов то, сколько надо, а они-то ведь не железные. Понятное дело, что люди настрадались, но кроме них еще под сотню тысяч наших бывших пленных, что в здешних лагерях у немцев сидели есть, и городское население никуда не делось. А их ведь тоже всем необходимым обеспечивать надо и их проблемы решать. И все со своими проблемами в комендатуру шли. На фронте и то легче было. Чтобы снять нагрузку товарищ Седов всех наших оставшихся в городе батальонных командиров назначил комендантами районов и припряг, чтобы они на месте вопросы населения решали, а ведь им и боевые задачи никто не отменял. Так что когда горком свою работу начал всем нам слегка полегче стало. Они и списки на эвакуацию и на обеспечение питанием составляют и городским хозяйством занялись, оставив комендатуре только военные вопросы и охрану порядка. А сегодня вон товарищ Пономаренко – первый секретарь партии и нарком внутренних дел Белоруссии товарищ Цанава со своими работниками из Москвы прилетели так, что с нас еще часть проблем снимут.
Сашка Могилевич-то теперь таким важным стал. Целый лейтенант ГБ, ходит со шпалой в петлице, отрядом руководит. Мы то, как сюда прилетели, у него на базе были, вместе в городских боях участвовали. Он со своей группой здание гестапо блокировал, а потом штурмом брал. Все надеялся семью свою найти, да не получилось. Говорят, что немцы его дом еще в июне разбомбили, а семья где-то в эвакуации находится. Вот только где именно неизвестно. Парень сильно переживает по этому поводу, да Командир сказал, что найдет через Наркомат, там специальный отдел для этого есть. Сегодня Сашка со своим отрядом и парой человек из группы Цанавы, опять, куда-то отправлен. Вроде как в Несвеж.
Вот интересно, какими нас наградами за захват города наградят? Не конечно мы не за награды воюем, но все же хотелось бы перед Оксаной покрасоваться да и деньги неплохие за них дают. Две медали «За отвагу» и медаль «За боевые заслуги» на груди, конечно, хорошо смотрятся, но с орденом куда как лучше будет. А там глядишь, и звание прибавится. Сашка то, Могилевич, за летний рейд орден Красной Звезды получил. Его ему генерал Константинов еще в начале месяца вручил, а сегодня товарищ Цанава приказ о присвоении нового спецзвания за подготовку восстания передал. Да сказал что на Саньку представление к еще одному ордену подписано. До отъезда Санька успел свою шпалу слегка обмыть. По сто грамм шнапса выставил. Так глядишь, скоро генералом будет, нос совсем задерет. Ну да ничего, я тоже скоро командиром стану. Старший политрук, что мои записи о командире и рейде брал, обещал, как назад в Москву вернемся, меня сразу в школу комсостава войск НКВД направить. Единственное просил продолжать все фиксировать и отмечать. А мне что сложно? Когда есть время, почему не сделать нужное для страны дело!
Ксюша, обещала ждать. Любит меня по-настоящему. Если все будет хорошо, то, как школу комсостава закончу, и кубики в петлицу получу, поженимся. Детей заведем. Очень она троих сыновей хочет, а я и не против, семья должна быть большая. После войны на Украину, на Киевщину к Оксаниным родителям знакомиться поедем. Она пока в Москве в театре работать будет, а там посмотрим, говорила, что хотела в университет поступить учиться на врача или инженера. Так это дело нужное, я же свою мечту стать командиром обязательно в жизнь воплощу. Только бы поскорее мир наступил. То, что у нас здесь в Минске и Белоруссии все получится, и мы успешно выполним задание страны, разобьем врага и вернемся с победой, даже не сомневаюсь. Командир сказал, что мы победим и войну закончим в Берлине, значит так и будет. Мы не подведем, сделаем все как надо, а он нас вытащит из любой передряги, в это все наши из «старой гвардии» верят. Ведь и в не таких переделках бывали…»

[master_iuda]

Глава.
Из воспоминаний красноармейца Пономарюка Гаврилы Саввича.

…Вскоре вновь началось наступление, и нас направили в бой. Мы тогда наступали в сторону Глубокого. К месту назначения нас сначала доставили поездом, а потом выгрузили на каком-то полустанке, и повели пешей колонной. Долго шли по заметенной снегом дороге. Где линия фронта проходила, командиры толи не знали, толи направление потеряли. Все лесом шли, через какие-то замерзшие ручьи болота переправлялись, по мосткам каким – то перебирались. Заблудились короче. Идем мы, значит, по дороге, а тут вдруг услышали впереди шум автомобилей, ну командиры колонну от греха подальше в лес с дороги свели и разведку вперед послали. Ожидание продолжалось минут пятнадцать. Тут один из разведчиков прибегает и говорит, что впереди у моста немецкие грузовики стоят, и мост значит ремонтируют. Командиры посовещались и решили атаковать немцев, когда они мост закончат делать. Нашу роту вперед выдвинули, а остальные в лесу стали засаду готовить. Пока мы по лесу к мосту шли, к немцам еще несколько военных машин приехало с подкреплением. И через мост перебралось. А где-то левее и впереди что-то громыхало. Тут у моста несколько снарядов с громким грохотом разорвалось. Немецкие солдаты из машин повыскакивали и врассыпную бросились бежать с открытого места, в том числе и в нашу сторону. Вот здесь-то и началась пальба. Команды стрелять я не услышал. Но когда увидел нескольких немцев, бежавших в мою сторону, понял, что нужно действовать. Рядом лежал «зятек» и первым открыл огонь из своей мосинки. Ну, я к нему присоединился. Мы оба выстрелили по нескольку раз. Один немец упал, а двое других, вскинув карабины и стреляя перед собой, продолжали бежать. Поняв, наконец, что в кустах засел противник, немцы повернули к дороге, вскочили в уже успевшие развернуться машины и умчались. А вдогонку им все рвались снаряды. Как нам потом сказал командир взвода, это наши разведчики вызвали по немцам огонь бронепоезда. Весь бой длился не более десяти минут. Никаких острых ощущений я не испытывал и действовал почти автоматически, повторяя поведение соседа-красноармейца. Возможно, именно поэтому тот первый выстрел в противника быстро забылся.
К Глубокому мы так тогда и не вышли. Немцы на подходах к городку сильную оборону построили и отбили наши атаки, но мы закрепились в нескольких селах неподалеку и оттуда пытались снова атаковать врага. Но каждый раз, теряя людей, откатывались на исходные.
Вот что я еще хочу сказать. Война отсеивает все лишнее. Снимает шелуху. Показывает людей такими, какие они есть. У каждого из нас есть свои страхи и причуды. Тут сразу видно, кто ты по жизни. В этом и есть правда войны. И знаете, что самое интересное? На войне плохие люди становятся настоящими подонками, гниль в душах разрастается и принимает уродливые явления человеческой подлости. А люди хорошие раскрываются, преобразуются, и красота их внутреннего мира поражает своей силой и божественной природой. Иногда, даже страшно становится: а вдруг в трудный момент ты окажется не таким, каким сам себя считаешь? И самое главное, что здесь нет права на ошибку — нельзя что-то изменить, переиграть, извиниться или простить. Здесь только есть сейчас и уже нет потом. Если рискуешь, то, может, последний раз, а если нет, то можешь всю жизнь не простить себе этого единственного малодушия.
Среди очередного пополнения, поступившего к нам в батальон из лагеря в Молодечно, оказался грузин огромного роста. Прямо богатырь назначили его вторым номером в пулеметный расчет «Максима». Все звали его Кацо. Вел он себя спокойно, разговаривал мало и, кроме больших размеров, ничем больше и не выделялся.
Как-то ночью после тяжелого боя бойцы дремали в окопах, а два санитара выносили с нейтральной полосы раненых. Нейтральная полоса была шириной всего несколько сот метров и хорошо просматривалась. А тут светать начало. Неожиданно послышался стон раненого. Командир роты устало посмотрел на санитаров, но те только опустили головы - вылезать из окопа было слишком опасно. Несколько минут все молчали. Видимо, лейтенант не счел возможным посылать людей на верную смерть. На нейтралке снова кто-то застонал. Напряжение возрастало. Кацо, ни слова не говоря, вылез из окопа и, слегка пригнувшись, пошел в сторону стонавшего. Подхватив его левой рукой, он подошел к другому раненому и обоих волоком потащил к нашим окопам. Теперь он шел во весь рост и, конечно же, хорошо был виден противнику. Командир роты и санитары замерли. Но немцы почему-то не стреляли. Положив раненых, Кацо еще раз вернулся на нейтралку и принес еще одного. Только после этого он тяжело спрыгнул в окоп и пошел в сторону своего взвода. Потом, недели через две, я видел, как Кацо, молча сидя на земле и опершись спиной о березу, окровавленными пальцами пытался что-то достать из большой раны на животе. Вскоре его увезли в госпиталь, и больше мы не встречались. Вот такой был хороший человек.
Или вот еще пример к вышесказанному. Был у нас в роте один боец. Земляк- украинец из под Киева. Звали его Семен. Был он комсомолец и активист, тоже из пленных, что в Минске в лагере сидел. На собраниях всегда правильно говорил, призывал бить врага, первым руку поднимал, обещал не жалеть своей крови за Родину. Считал себя политбойцом. Одет был всегда аккуратно и чисто. Поговаривали, что его вроде как в политотдел хотели забрать, да что-то не срослось и оставили в роте. Ротный к нему, почему то настороженно относился. Там же, под Глубоким, дело было. Роту послали обойти с тыла деревню занятую врагом, вроде как разведка нашла дорогу как это сделать. Вышли ночью. Долго шли через лес, но разведчики не оплошали и вывели нас точно к немцам в тыл. Вот только когда начали к бою готовиться, Семена не досчитали. Подумали, что отстал или заблудился. Искать его было некогда, так как сигнал к атаке уже поступил. Наша атака тогда чуть не захлебнулась под пулеметным огнем пяти пулеметов. Если бы не удал с фронта штурмовиков, все бы там остались. Оказывается, немцы были заранее предупреждены об атаке с тыла и перенесли свои пулеметы с фронта, а предупредил их наш Семен. Ночью во время марша он специально отстал и перебежал с оружием к врагу. Когда наши ворвались в деревню, Семен по нашим стрелял, труп его в одном из домов, где засели гитлеровцы. Так то…
Длительные бои сильно подорвали боеспособность нашего полка. Мы очень устали, а личный состав части сократился в несколько раз. Теперь в полку было всего два батальона, человек по сто в каждом. Я находился во втором батальоне, в котором осталось только две роты, а в первом их было три. Все труднее стало выскакивать из окопов и идти в атаку. А немцы почти непрерывно наступали, и положение с каждым днем становилось все сложней. Но самое главное, существенно ухудшилось питание, и заметно снизилась активность голодных солдат. Впервые недели после взятия Минска нас кормили вполне прилично. Утром и вечером на брата давали несколько черпаков каши, в обед какой-нибудь суп, на второе кашу, макароны или картошку, сдобренную мясной подливой, а на закуску иногда и компот. Хлеба хватало, а к чаю всегда было несколько кусков сахара, и никто не жаловался. А потом с едой стало плохо. Сначала уменьшили порцию каши. Потом на обед начали давать только одно блюдо - густой суп или жидкую кашу, чаще всего перловую, а вечером лишь кусок хлеба с горячей водой практически без сахара. Временами в течение дня кухня вообще не работала, и нас совсем не кормили. Приходилось самим доставать пищу и питаться лишь тем, что могли достать. А тут началось отступление. Немцы перешли в наступление и нас выбили, да вдобавок ко всему отрезали от остальных частей.
Полк, пройдя без отдыха по лесным дорогам почти 20 километров, к вечеру оказался на берегу какой-то реки. Как часто бывало, заночевали в лесу. Спать легли на голодный желудок. А утром, напившись "чаю", снова двинулись вперед. К середине дня вышли на поляну, на которой стояло два больших и несколько маленьких хозяйственных построек, возле которых никого не было видно. Как всегда в подобных случаях, вокруг поселка выставили охранение, а личному составу приказали расположиться в лесу в километре от опушки. Вскоре был задержан и доставлен в штаб мужчина средних лет, представившийся Степаном. Он с опаской вышел из леса и, постоянно оглядываясь, проследовал к сараю одного из домов, где его и схватили. Показав дежурному командиру паспорт, мужик рассказал, что это хозяйство его семьи и брата. В поселок он пришел за продуктами, спрятанными в сарае. И еще он сказал, что в деревушке, расположенной в 10 километрах выше по реке, находится штаб какой-то немецкой части, охраняемой отрядом моторизованной пехоты. Для командования полка эти сведения были очень важны, а для нас имело значение совсем другое - упоминание о продуктах. И уже через полчаса почти вся наша рота, несмотря на категорический запрет командования, вовсю шуровала в брошенных домах и сараях, а к лесу потянулась цепочка солдат, нагруженных мешками с зерном, картошкой и другими продуктами.
В это же время, проанализировав сложившуюся обстановку, командир полка дал команду готовиться к маршу, проработать вариант обхода деревни, занятой немцами. Степан, хорошо знавший местность обещал помочь провести полк к нашим наиболее безопасным маршрутом. Степан хорошо справился со своей задачей, и к утру, мы без приключений достигли деревни Порплище, где стояли наши части и сразу же включились в подготовку оборонительной линии для отражения, приближающегося противника, о котором нам уже сообщили из штаба. Особенно плохо было по ночам. За месяц нам довелось лишь один раз провести ночь в тепле и под крышей. Этому препятствовало многое. Чаще всего мы останавливались на отдых вдали от населенных пунктов - в лесу или в окопах. Для размещения на ночь, например, личного состава только одного батальона, требовалось не менее пятнадцати - двадцати домов, которые не всегда можно было найти в небольших деревнях. Вот и приходилось в мороз строить землянки, накрывая их ветками, досками и другими подсобными материалами. Солдаты устраивали себе подстилку из лапника, веток других деревьев или сена, подкладывали под голову вещмешок и укрывались шинелью. Разводить костер ночью обычно не разрешали, а днем чаще всего не было времени...

[master_iuda]

Глава

Выход из цитадели Ведено колонны грузовиков никого из местных жителей не заинтересовал. Ушла колонна на Харачой значит так и надо. Мало ли какие дела у военных. Тоже самое было и в ауле Харачой, родовом селе известного чеченского абрека Зелимхана Харачоевкого. По темному времени не удалось вновь увидеть местную достопримечательность струящийся по склону источник «Девичья Коса». Похожие на Карпаты предгорья в Харачое резко сменились устрашающе высокими вершинами. Затем был долгий подъем к верхней точке перевала по серпантину грунтовой дороги, так называемой «царской дороге» проходящей от Ведено до Ботлиха. Ее специально вырубили в скалистом склоне у самого края отвесного обрыва для проезда Александра II, который в 1871 году приезжал полюбоваться Кавказом. По дороге двигались медленно и осторожно. На хребет опустился густой туман, с подъемом в горы ограничивший видимость до десятков метров. На перевале все еще местами лежал снег. Здесь дорога делилась на две. Одна верхняя вела налево, вглубь Ботлихского района Дагестана; а нижняя - прямо, к высокогорному озеру Кезеной - Ам и аулам Хой и Макажой Веденского района Чечни. Здесь у перекрестка дорог машины не глуша моторов, остановились и выбросили наш десант, а затем ушли по дороге на Ботлих. Мои бойцы без команды заняли круговую оборону, беря под контроль возможные направления атаки.
До контрольного срока рассчитанного мной еще было время. Исраилов должен был появиться здесь в течение ближайших суток максимум двое. Поэтому на это время следовало забазироваться и выставить наблюдательные посты и засады. Скрыть на перевале присутствие полусотни человек для знающего человека довольно сложно. Хоть место тут и довольно глухое, тем не менее, нам желательно было быть тише воды и ниже травы. Пещер и гротов вокруг хватает, но большинство из них местным жителям известны. Хоть близлежащие села Хой (с чечен. «хо» означает «поселение стражников») и Макажой немногочисленны тем не менее встречи с жителями хотелось бы избежать.
Опять чуть не спалился, когда почти с ходу направился к известным по «старой жизни» гротам расположенным ниже по склону. Хорошо что во время остановился и подозвав проводника стал с ним советоваться где разместиться на пару дней. Иван Савельевич повел меня по каменному распадку туда же куда я и собирался ранее пойти. Несколько гротов расположенных рядом друг с другом при необходимости могли укрыть от непогоды несколько десятков человек, только надо было вход завесить. С водой проблем не было. Ниже по склону бил небольшой ручей с вкуснейшей водой. Других более удобных и незаметных мест расположенных близко к вершине и не пользующихся спросом у местных ни я, ни казак не знали. Где размещать наблюдателей и засады для контроля всех трех дорог совместными усилиями тоже нашли быстро. Их разместили между камней на несколько десятков метров выше лагеря. Вид с них, когда туман рассеялся что на дорогу, что на ущелья, что на террасы и альпийские луга открывался превосходный. Да такой что дух захватывало от красот, но, увы, у нас были другие задачи кроме как любоваться природой. Вскоре на вершине кроме тех, кому выпало дежурить никого не осталось. Мои парни неплохо замаскировались. Заметить и найти их, постороннему, было совершенно не возможно.
В гротах народ пока с казаком занимались делами, уже обжился, навел порядок и разложил вещи. Нас ждал завтрак – банка тушенки и чай, разогретые на спиртовках. Так начались часы тяжкого ожидания...
В течение светового дня в зоне нашего внимания так никто и не появился. Я и не ожидал быстрого результата, вдруг я ошибся, когда работал над дневниками Исраилова или он что прервал для истории. В любом случаи мы здесь просидим и прождем еще двое суток. Даже если не будет результата.
Как только сгустились сумерки, мы сменили дежурных. На дежурство заступили, в том числе и мы с казаком. Я же видел, что ему не терпится со мной пообщаться наедине. Наш наблюдательный пункт находился на дороге в сторону озера Кезеной-Ам. Именно это направление «краеведы» называли наиболее вероятным путем движения группы Исраилова. Поправив плащ-палатку, накрывавшую МГ и поудобнее разместившись на войлочных одеялах, мы приготовились ждать. Тишина вокруг стояла, легкий туманец или нижний край низких облаков касался вершины гор. Звезды были так низко, что казалось их можно достать рукой, а что вы хотели как-никак 2177 метров над уровнем моря. Мы коротали время за чаем на травах из моего термоса и тихим неторопливым разговором.
– Вот ты мне скажи старшой, откуда вы такие взялись на мою голову?
– С фронта.
– И где воевали? Тяжело было?
– Везде. Где Родина приказывала там и воевали. А тяжело или нет, не скажу. По-всякому бывало.
– Оно и видно. Ты из местных что ли?
– Нет, с чего взял?
– Ты когда с пленными говорил, то они с тобой на местном чеченском наречии балакали. Я их сам порой не понимал. Хоть и прожил среди них всю жизнь и многие местные наречия вроде знаю. А ты с ними только так говорил.
– Я к языкам способности имею.
–Ага-ага. И по горам как по своему дому бродишь. Словно тут родился и не раз бывал? Я же видел, как ты к гротам направлялся, а их далеко не все местные знают!
– Когда сюда собирался, то пришлось изучать район действий, с умными людьми говорить.
– Да все я понимаю, это я так для поддержания разговора по-стариковски разговорился. Кого ждем то, скажи? Бандитов или немцев, каких что ли? Я так понимаю, по мелочи твои не работают? Много их будет?
– Кого ждем? Бандитов. Сколько их будет точно, не знаю. Около десятка. Может немногим больше. Конных с оружием. Нам надо их, во что бы то не стало взять. Нескольких желательно живыми.
–Так вот ты почему все дороги перекрыл и внизу пулеметы поставил. Я так понимаю, чтобы они в капкан попали и назад отойти не смогли. А они тут точно пойдут? Сведения точные? Тут ведь никому из местных верить нельзя.
– Должны. Я на это очень надеюсь. Сведения вроде точные.
– Ну, дай бог. Долго ждать будем?
– Двое-трое суток. Потом по горам в Аргунское ущелье пойдем, там будем искать.
– А если кого встретим?
– Если ты про бандитов да дезертиров говоришь, то бить будем смертным боем…
Ночь прошла спокойно. Никто так и не появился. Как только первые лучи солнца раскрасили вершины нас сменили.

[master_iuda]

несколько фото к 4 книге. Выложил бы большую и подробную карту Чечни но объем не позволяет.

[Оливия]

прошу простить что давно не был

master_iuda, ваши сообщения с 2727 и далее, прочитала на одном дыхании.
Здорово!!!

п.с. надеюсь, я вас не оскорбляю ником Оливия.

[master_iuda]

Оливия,
спасибо за вашу оценку моего труда. Вы меня ни капельки не оскорбляете своим ником.

[DeadMan]

Поздравляю. На флибусте уже третья книга http://flibusta.is/b/439289
Но за обложку я бы художника этой самой книгой долго бил по голове и рукам

[master_iuda]

DeadMan,
спасибо за поздравления. Насчет обложки согласен.

[gsm]

DeadMan,
спасибо за поздравления. Насчет обложки согласен.

У "Яузы" это такая политика - обязательно рисовать артефакты из будущего, как бы дико не смотрелось. Лично я на их обложки сам не смотрю и другим не советую. А вот, например, "Армада" и "Эксмо" в этом смысле намного лучше.
P.S. К поздравлениям присоединяюсь и благодарю за интересное чтение.

[Оливия]

На флибусте уже третья книга

master_iuda

[master_iuda]

Оливия, gsm,
спасибо огромное

[master_iuda]

Хамид, прислонившись к остаткам каменной стены, прислушался к окружающим стоянку звукам. Все было тихо. Вокруг были обычные звуки леса и недалекого озера. За сутки, что они тут стояли, никто не потревожил их отдых. Да и кому тут бывать и время попросту тратить? До ближайших горных аулов тут далеко. И им некогда тут ходить. Все своими домашними делами заняты. Скорее бы тоже домой вернуться, а то уже надоело с винтовкой мотаться по чужим дворам. Хасан сказал, что утром пойдем на перевал, а оттуда через Ведено в Итум-Кале. Может, удастся заскочить домой, своих родных проведать и хоть немного помочь по дому. Отец с матерью совсем старыми стали. Отец еще держится, а мать совсем слаба. Ибрагим, конечно, им помогает, но мал еще, чтобы все дела на свои плечи возложить. От Мурата и Исмаила помощь никакой нет. Исмаил после болезни еще слаб, правая рука почти совсем не движется. Слава Аллаху, хоть дома находится какая-никакая помощь родителям. О Мурате вообще ничего не известно. Как осенью в армию ушел, так еще ни разу не написал после Ростова. Чего ему в Грозном не сиделось? Отучился, работал на нефтезаводе, деньги хорошие получал, семье помогал, свою семью завел. Так нет же, пошел добровольцем на фронт. Зачем? Тем более что это не его война. Наша война за освобождение нашего народа только начинается, а он за русских пошел воевать. Глупый. Лучше бы дома остался нам помогал. Фатима выросла, скоро женихи стучаться будут, приданное готовить надо. А где деньги на это взять? Спасибо Хасану, когда сберкассу взяли, денег дал, а потом две коровы и пяток овец из отбитого колхозного стада в Дагестане выделил и сказал, чтобы домой отвел. Какая-никакая помощь семье. Соседи промолчат, никому не скажут. Отец животных от фининспекторов в пещере прячет. Сыр и творог делает, нас подкармливает. Все время ругается и говорит, чтобы я домой возвращался. Даже если на войну заберут, все семье легче будет от того что будут знать где я. Если на фронте убьют то, как настоящего война, а не как шакала в горах. Никак не поймет, что я за нашу Родину и свободу от гяуров здесь воюю.