Мы из Бреста

[master_iuda]

BORIS_MM,
вы немного забыли, что ГГ еще осенью при награждении уже переодел личный состав в перешитое специальное обмундирование. Вместо гимнастерки у них "куртка хб".
Еще раз прочитайте во что был одет ГГ. Полушубок с него снят, он лежит в остатках куртки и бинтах. Часть дубликатов Звезды ГСС были с винтом (делали специально для военных, т.к. часто при ношении срывалась с булавки) у ГГ именно такой.
В удостоверении ГГ записано - старший лейтенант ГБ, командир ... батальона НКВД.Что то типа такого.

Добавлено спустя 6 минут 48 секунд:

Кроме того реальность эпизода в госпитале не соответствующего текущему статусу ГГ:
- хотя не обозначено какое звание было присвоено ГГ при его "переводе" в НКВД - специальное ГУГБ НКВД или обще армейское, действующее так же в войсках НКВД. От этого зависит и отношение к его персоне в госпитале (даже безотносительно его принадлежности к "органам") как к среднему или старшему командному (начальствующему) составу. Но и в том и в другом случае (во втором особенно) лежать в общей "куче раненых" для ГГ "рояльно".
- дополнительно абсолютно не понятно индифферентное отношение к персоне ГГ в госпитале со стороны местного "молчи молчи" - скорее всего это тот самый "молоденький лейтенант" (точнее сержант ГБ, большее будет для госпиталя слишком "жирно"). Что у командира отдельной спецчасти или отдельно действующего спецподразделения помимо удостоверения личности (командирской книжки) не было при себе документа, определяющего его полномочия с достаточно весомыми подписями, заставлющими , как минимум "задергаться" и сообщить поступлении ГГ в госпиталь "по инстанциям", ну и, "со своей стороны", обеспечить ему условия для лечения.

В отношении остального. В госпитале идет сортировка и до определенного момента медперсоналу все равно кто ты рядовой или майор. Поэтому ГГ и лежит пока в общей куче.
В госпитале действительно "молчи-молчи" сержант ГБ и именно он присутствует при оформлении ГГ. Реакция его на ГГ вполне нормальная. В продолжении об этом будет. И сообщение он пошлет и остальное что положено сделает.

Добавлено спустя 58 минут 4 секунды:
Принесли в комнату, где мокрой тряпкой с физраствором обмыли и вновь понесли дальше. Следующая остановка была в операционной. Тут положили на клеенку, а она вся ледяная и влажная! Я чуть не замерз. Хирургом оказалась пожилая женщина, одетая в белый халат и клеенчатый фартук. Лицо ее было скрыто марлевой повязкой, только одни глаза светились от света электрических ламп. Один из санитаров пристегнул мои ноги ремнями, а молоденькая медсестра связала мне руки под операционным столом, наложила эфирную маску на лицо и стала снимать бинты.
- Ну что тут у нас.- Сказала врач и начала копаться в ране.- А что на вас надето было, когда ранило?
– Полушубок, гимнастерка, свитер, тельняшка, исподнее. - Перечислил я.
- Больно будет, орите, у нас тут все так делают, можете даже матом ругаться мы уже привыкшие, - на удивление нежным и грудным голосом продолжила она. - За день чего только не наслушаешься от вашего брата вместо благодарности.
Эфир на меня практически не действовал так совсем чуток. Хоть я и сдерживался, но все равно было больно, да еще как! Пару раз не выдержал, дал волю чувствам. Уж очень чувствительно врач по ране в районе грудной клетки прошлась. Вроде даже полегчало и отпустило. Слышу металлический звон, это хирург в таз осколки мины бросает. Звон от их падения как от колокольчиков: дзинь – динь, а заодно с ними и другой звук раздавался шмяк – бряк – от кусочков одежды занесенных осколками…
Сколько она со мной возилась, не знаю. Счет времени на десятом осколке потерял. Потом она раной на плече занялась, очистив ее, сделала мне гипсовую рубашку с дырой там, где рана. Руку при этом закрепили в специальном положении. Дальше я ничего не помню - провалился в темноту.

[master_iuda]

с наступающим Старым Новым годом!!!! Дай бог всем здоровья, удачи и счастья!!!!

[master_iuda]

Глава
Очнулся от того что все тело вновь словно ударило током. Ноги и левая рука дернулись в конвульсии. В комнате, где я находился, было темно. На улице стояла ночь, но яркая и большая луна через большие окна заливала комнату и стоящие в ней ряды кроватей с ранеными своим серебряным светом. Лунный свет падал и на мою кровать, я словно купался и парил в нем. Ночную тишину нарушали лишь тихие стоны и хрипы, доносившиеся с соседних кроватей. Страшно хотелось пить и еще справить естественные надобности. У меня двигалась только левая рука, спина застыла, словно деревянная, повернуться было не возможно. Перстень светил темно серым цветом. Шуметь когда отдыхают остальные вообще-то не прилично, а сделать дело было необходимо. Только вот как? Кнопки вызова персонала тут не было, а под себя делать стыдно. Хоть я и голый и довольно циничный и лежу на клеенке, тем не менее, не хотелось делать под себя и лежать в дерме. А как достать утку не представлял. Спасло положение появление в дверях пожилой санитарки. Подняв руку, я стал усиленно махать ею, стараясь привлечь к себе внимание. Женщина увидела мои позывы и подошла.
- Чего тебе, милок? «Утку» что ли?
– Ее и попить бы?
– Утку тебе сейчас дам, а вот с попить придется подождать. Потерпи чуток. Врач как освободится, так скажет можно тебе пить или нет.
Привычно разместив под меня утку и дождавшись, когда я сделаю «дела», она принесла тарелочку с водой и кусочек ваты. Макая вату в воду, она мочила мои губы, а мне казалось, что я пью самую вкусную воду на свете. С этой мыслью я вновь ушел в темноту.
Проснулся когда на дворе уже вовсю светило весеннее солнце. Только теперь удалось рассмотреть, где я оказался. Это был обычный учебный класс с сохранившейся доской и столом у входа. В комнате находилось порядка двух десятков кроватей с ранеными. Те же дюжие санитары, что вчера таскали меня в операционную, выносили из комнаты носилки с закрытым простыней телом. Весело тут, однако! Я кстати излишеством одежды тоже не щеголял – в одних бинтах лежал, прикрытый сверху застиранной простыней. Вскоре пришла очередная санитарка, изучившая потребности пришедшего в себя народа. Лежать было скучно разговаривать не с кем, спать совершенно не хотелось, раны почти не тревожили. Кормить не кормили, да и не хотелось, а вот пить - это да. Ведро бы точно выпил, но приходилось обходиться лишь слегка смоченными ваткой с теплой водой губами. Пока лежал, санитары вынесли из комнаты еще двоих. А потом пришли за мной. Слава богу, на перевязку.
В операционной врач снова чистила раны и водила магнитом над ними, потом ковырялась в теле и снова водила магнитом. Боли почти не было, я даже улыбался, и было бешеное желание попеть. Но сдержался и даже не ругался, чтобы не мешать врачу. Кстати наркоз мне в этот раз не дали, жадины! Операция, почему то длилась очень долго. Опять был звон от осколков. Сколько же их во мне? Опять была куча бинтов на теле, шее и бедре. Но в отличии от вчерашнего дня я не уснул и даже попросил у врача можно ли мне пить воду. Разрешили! Господи, с каким же удовольствием ухандокал стакан воды, а затем еще один. Больше, правда, не дали, но я и этому был очень рад, а, то пожар внутри меня разгорался все сильнее. Потом санитары меня понесли на второй этаж и почему то вместо палаты занесли в перевязочную. Тут находился уже знакомый мне лейтенант и пожилой старшина, сидевший за столом. Санитары, поставив носилки на кушетку, вышли, оставив нас соображать на троих. То, что лейтенант «молчи-молчи» и так было понятно. Я это еще вчера срисовал, когда он мои документы изучал, но лезть вперед батьки в пекло не стал, зачем пусть сам начнет. Мало ли что они накопали, вдруг я во сне чего наговорил, скажем, на немецком языке признался, что я шпион или инопланетное чудовище и вселенец в чужое тело.
-Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Говорить можете? – Спросил лейтенант.
–Могу.
- Назовите себя?
- Старший лейтенант ГБ Седов Владимир Николаевич командир батальона ОМСБОН НКВД. До последнего времени исполнял обязанности командира Брестской Отдельной штурмовой бригады НКВД действовавшей в составе Минской группы войск. Лейтенант давайте не будем попусту тратить время. Насколько я понимаю вы представитель нашего наркомата здесь. У вас на руках мое удостоверение личности. Надеюсь вы его уже пробили и вам подтвердили, что я это я. Кроме того моя личность вами установлена через медсестру госпиталя, которая знает меня с еще довоенной поры. Разве не так? Или ответ из ОМСБОНа и наркомата еще не пришел?
- Пришел, но вы сами должны понимать, что я обязан был удостовериться лично, что это вы, а никто - нибудь другой использовавший ваши документы. Кроме того на вас была довольно странная военная форма с большим количеством элементов одежды противника и то что носится заключенными. Например, бинты и нижнее белье у вас немецкие, брюки и куртка из тех, что носят заключенные в наших лагерях.
–Я все понимаю. Кстати вы так и не представились.
– Сержант ГБ Козодаев. А это…
- Дмитрий Иванович, я сам. – Перебил его «старшина» - Лейтенант ГБ Кулаев Николай Григорьевич. Простите за маскарад, не хотели лишний раз привлекать к себе внимание. Владимир Николаевич, вы действительно не могли бы уточнить по форме, что была на вас, чтобы мы знали?
– Почему нет. Это специальная форма установленная приказом наркома для штурмовых подразделений, в том числе и моего. Часть ее элементов взята, в том числе и у врага.
- Понятно. Нас просили уточнить у вас детали нападения на вашу колонну и вашего ранения. Все что вы помните. В наркомате считают, что там не все чисто…
Как отказать в такой малости. Естественно я рассказал, как было дело. Кулаев вел допрос, а Козодаев записывал мои показания.
– Владимир Николаевич, вы в курсе, что пулевое ранение вам нанесено в спину сзади? – Спросил лейтенант.
– Нет. Когда мина взорвалась, меня ударной волной подбросило вверх, тогда я и почувствовал удар в спину, но считал что это осколок и только здесь узнал что это пулевое ранение. Я так понял, что пули во мне не было?
- Да. Поэтому трудно определить калибр и тип оружия. Вы сказали, что у нападавших не было опыта организации засад. Почему вы так решили?
Пришлось на пальцах объяснять, что и как я бы сделал, сколько мне бы потребовалось человек, чтобы полностью разгромить колонну.

[Ронин]

Я все понимаю. Кстати вы так и представились

не пропущена

[master_iuda]

Ронин,
спасибо обязательно исправлю

[master_iuda]

– Если вы считаете, что вражеских стрелков на вашей стороне дороги не было. Тогда, может быть, попробуете вспомнить, кто из бойцов был у вас за спиной слева? Хирург, делавшая вам операцию, говорит, что ранение могло быть нанесено именно с этого направления с расстояния около десяти метров. Мы не можем утверждать, что кто-то из тех, кто был в вашей штабной колонне, хотел вас убить, но, тем не менее, нам приходится рассматривать и такую версию. Особенно с учетом информации из Минска об участившихся нападениях на командный состав группировки и активизации диверсионных групп врага. За последние дни при странных обстоятельствах тяжело ранены 4-го генерал-майор Левашов и несколько старших командиров из штаба группировки, убито несколько командиров боевых соединений.
– Возможно, что немцы таким способом хотят сорвать наше наступление. – Вполне вероятно, что именно так и было. Ну так как насчет того кто был сзади?
– Вы, честно говоря, ставите меня в довольно затруднительное положение. Когда я выкатился из броневика, по соседству со мной были лейтенант Колодин и трое бойцов комендантского взвода – пограничники Пономарев, Морозов и Курихин. В бронетранспортере оставались мой ординарец Никитин, двое бойцов из расчета АГС и водитель. Пономарев и Морозов пулеметчики, Курихин снайпер. Всех троих знаю с июля прошлого года. Вместе шли по Белоруссии. Лейтенант из прикомандированных. В нашей бригаде с декабря, вроде бы боксер-разрядник. Ничего плохого о нем сказать не могу. Неплохо воевал, участвовал в боях в качестве командира взвода истребительного батальона, затем ротного у штрафников. Ехал с нами проведать своих раненых.
– Чем были вооружены ваши бойцы?
– Пулеметчики – пулемет МГ-34, пистолеты, автоматические винтовки, штык – ножи, гранаты. Колодин – пистолет и по-моему чья та винтовка. Курихин – СВТ в снайперском исполнении, пистолет, штык-нож. У Никитина – ППД и пистолет, у остальных автоматические винтовки.
– Простите, что перебиваю, а что было у вас?
– Пистолет и ППД. Как я говорил Никитин с кем- то из бойцов работал из АГС, водитель и кто-то из расчета АГС были толи тяжело ранены, толи убиты. Пулеметчики и снайпер работали из-за бронетранспортера. Когда пошли в атаку первым из-за брони выбежал я, потом Колодин и бойцы не занятые тяжелым оружием.
–То есть из-за вашего броневика выскочили только вы и Колодин? А остальные?
– Атаковали мы с Колодиным, остальные давили огнем гитлеровцев. Нашу атаку поддержали бойцы из других машин. Так что, по-моему, все бойцы действовали по обстановке.
– Вы с лейтенантом бежали рядом?
– Нет на расстоянии трех - пяти метров друг от друга. Вы знаете, а ведь пуля могла в меня попасть случайно. Кто-то из бойцов мог быть ранен, убит или просто отброшен ударной волной, соответственно оружие в руках могло изменить направление и выстрелило в мою сторону.
– Вполне может быть и такое. – Задумчиво сказал Кулаев.
–Вы не знаете со мной кого из моих подчиненных привезли?
– Здесь в госпитале ваших бойцов нет, - сказал Козадаев. – Вас доставили в Тамбов на самолете, который из-за плохой погоды не смог сесть в Брянске и Воронеже. Вместе с вами на борту было 20 человек тяжелораненых из числа освобожденных из плена. Все они находятся здесь. Если хотите я могу узнать по остальным госпиталям и отделениям о наличии у них бойцов вашей части.
– Сделайте, если это вас не затруднит.

[master_iuda]

– Владимир Николаевич в нашей ведомственной поликлинике свободных мест нет, поэтому вы, надеюсь, не будете против остаться здесь в госпитале?
- Конечно, нет. Даже не дергайтесь по этому поводу. Сколько мне здесь лежать врач не сказал?
– Около трех недель придется пробыть точно. Раны почистили, теперь надо дождаться, как они будут заживать. Все зависит от вашего организма.
– Понятно.
- Отдельной палаты мы вам тут тоже предоставить не можем. Лежать вы будете в палате старшего комсостава. Если вам что-то потребуется сержант по возможности обеспечит.
– Спасибо. У меня к вам большая просьба, не надо афишировать перед остальными моего звания, должности и награждения Звездой Героя. Пусть я для всех пока останусь армейским старшим лейтенантом.
– Чего-то опасаетесь? Мы можем усилить охрану госпиталя.
- Нет, не опасаюсь. Просто во первых не хочу ажиотажа вокруг себя от этого у окружающих одни неприятности будут, во вторых лучше подстраховаться на всякий случай. Не нравится мне ситуация с нападением на колонну и моего ранения.
– Хорошо, всех кто знает о вас, предупредим, чтобы молчали. – Сказал Козодаев.
На этом мы расстались. Вызванные из коридора санитары отвезли меня в палату и переложили на свободную койку со свежими простынями. От всех переживаний я быстро уснул. Мне впервые за более чем полгода снился рассвет 22 июня и бой в крепости. Особенно тот момент, когда я стоял под крышей церкви, а вокруг меня в стены впивались осколки и горели балки. Все было, как наяву, словно я опять был там, и еще ничего не решено и история не поменяла свой ход. Я вновь видел неторопливый ход по крепостным аллеям штурмовых групп немцев, захват ими объектов внутри цитадели и бой в храме, и нашу атаку на Тереспольские ворота и казармы батальона НКВД, смерть бойцов и друзей.

[master_iuda]

Мне казалось, что я сам весь в огне. Горю всеми частицами своей души и тела, плыву и таю в жарком пламени. Мне хотелось вырваться из него, но ничего не получалось, становилось хуже, появилась боль проникающая в каждую клеточку и я решил плыть дальше по течению. Это помогло. Потихоньку боль стала спадать, а вместе с ней становились меньше языки пламени. Вскоре на меня пролился дождь, сначала это были отдельные капельки, падавшие на лицо. Я старался ловить их ртом, но смог поймать всего несколько штук. И тут дождь полился как из ведра. Капли попадали на лицо, в рот, тело. Омывали шею, грудь и бедра. Мое тело, наконец, стало остывать, и я спокойно погрузился в спасительную темноту.

Глава

Море! Мне снилось море, его теплые, ласковые и нежные волны качающие и убаюкивающие меня. Господи как же я люблю вот так лежать на волнах. Вечно бы тал лежал, подставляя солнцу свое лицо если бы не одно но мелкие черноморские медузы противно касались тела. Не люблю я их! Так не хочется открывать глаза, но придется… Вот ведь бред, какой-то! Приснится же такое! Какие к черту медузы?! Какое море?! Я же в госпитале лежу на лечении по ранению! Но глаза открывать все равно не хотелось, так приятно было ощущать себя на волнах. Эй, мужик, очнись! Это я тебе говорю товарищ Герой и так далее. Просыпайся, давай, хорош подушку мять! Тем более что кто-то довольно грубо меня по кровати таскает. Больно-то так! Господи что ж вы творите суки! Больно же! Слава богу, наконец-то все устаканилось и меня оставили в покое. Пробуждение было далеко от самых приятных. Единственным утешением стали прелестные женские серые глаза внимательно смотревшие на меня. Их бы я узнал из сотен других. Женщина, смотревшая на меня, была ИРОЙ. Вот только мой организм, прикрытый простыней, сработал несколько фривольно - сразу встал в стойку. Да так что я был вынужден прикрывать его поверх простыни рукой, а то вдруг женщина не так поймет.
–Володя как вы себя чувствуете? Что-нибудь хотите? Есть, пить хотите?
– Спасибо, есть не хочу, а вот пить очень хочу, ведро точно бы выпил. Чувствую себя более чем нормально. – Стараясь выиграть время, и справиться со своей физиологией ответил я.
Ира встала и пошла к столу у входа, где стояло ведро и кружка накрытые вафельным полотенцем. Ее ладная фигурка в белом халате просто светилась в лучах солнца. Лучше бы она и не вставала, а неприлично самому стало. Люди же кругом. Приподняв голову, я осмотрелся вокруг. Нас в палате было двенадцать раненых, практически все либо действительно спали, либо делали вид, что спят, либо что их происходящее не касается. Принесенная вода была теплой и вкусной. Не отрываясь от кружки, я выпил ее всего за несколько глотков и попросил еще. Только на третей успокоился. Запасся водой как верблюд.
– Может быть, сходить за обедом? Вы же Володя третий день ничего не ели. – Спросила Ира. Ну, ничего себе трое суток проспать. Вот это я даю. – Да нет. Я есть, честно не хочу. Не уже ли я трое суток проспал?
- Да. Пока вы спали, вам перевязки три раза поменяли. Врачи все удивляются, откуда в вас столько мелких осколков мины ведь их вроде как все во время операции вынули. Оказалось, что нет. Каждый раз при перевязке несколько штук новых ходили вместе с гноем. Хотя при изучении снимков рентгена ничего не видели. Сегодня первый день, когда ничего не нашли. Раны у вас чистые уже стали зарастать.Наш хирург Анна Николаевна сказала, что через недельку, если все будет хорошо, можно будет снять повязки с ноги, бедра и руки. Так что выздоравливайте быстрее. Кстати вы помните про свое обещание – зайти к нам в гости?
– А как же. Я свои обещания помню и стараюсь обязательно выполнять. Особенно такой красивой и обаятельной девушке как вы. Вот встану на ноги и сразу же первый визит к вам.
– Что ж буду ждать. Володя мне надо идти, я как освобожусь, зайду к вам еще.
– Я тоже буду ждать.
Ирина встала и быстро вышла из палаты.
- Ну, ты старлей даешь. – Донеслось с соседней койки. - Не успел глаза открыть как саму «Королеву» приворожил, то-то она чуть ли ни каждый день к тебе заходит.
–Да нет. Мы просто с ней давно знакомы. Я тут в городе учился, да и сам местный.
- Ты не тушуйся. Мы все понимаем, а если ничего не было, так надо чтобы было. – Поддержал меня хриплый голос с другого края. Она женщина умная и красивая. Не зря же ее «Королевой» называют, и заметь не только из-за фамилии.

[master_iuda]

- Ты не тушуйся. Мы все понимаем, а если ничего не было, так надо чтобы было. – Поддержал меня хриплый голос с другого края.- Она женщина умная и красивая. Не зря же ее «Королевой» называют, и заметь не только из-за фамилии.
–Ты парень не обращай внимания на этих балаболов. – Раздалось от окна. – Им бы только языком почесать. Меня Иван Тимофеевич кличут. Старший политруком был в 16 армии Юго-Западного. Тот, что ближе к тебе лежит твой тезка капитан-танкист Александров Владимир Григорьевич комбат из 9 танковой бригады 10 армии Центрального фронта его под Калугой ранило. Второй – тоже танкист и твой тезка Гавриков Владимир Алексеевич он с ожогами. Этот из под Сухиничей. Здесь мы неделю как находимся. Из всех только втроем и говорить и даже двигаться можем. С остальными пока тяжело. Мы уж грешным делом думали, что и ты как они еще пару дней молчать будешь. А тут такая радость еще один говорящий объявился. Вот Вовки и разболтались. Тебя ведь тоже Вовкой кличут?
- Да.
–Мы о тебе от Королевой да от особиста все знаем. И что ты здесь учился и что ты погранец и что войну в Бресте начал и что по немецким тылам бродил. И что тебя из Минска доставили. В плену был?
– Нет.
– Понятно значит партизанил.
Дальнейший разговор касался того кто где служил где воевал с кем служил что видел и так далее. Обычный треп в больничной мужской палате. Шел он до самого вечера с небольшими перерывами на сон и еду. Поздно вечером ко мне зашла Ирина. Она была так сильно уставшая, что мы даже особо и не поговорили. Узнав как у меня дела, она ушла отсыпаться. С ее уходом жизнь в нашей палате уснула до утра. Так у меня потянулись скучные дни госпитального страдания. Каждый день был похож на предыдущий. Завтрак, утренний туалет, до обеда перевязки, после обеда разговоры, чтение, встречи с представителями организаций и школьниками пришедшими навестить раненых, ужин и сон. Через три дня с ног, бедра и руки сняли бинты. Я был рад тому, что теперь мог сам передвигаться, а не кататься на носилках. И в туалет все-таки как-то привычнее самому ходить, а не когда тебе помогают. Да и бриться все же привык сам, а не когда моей шеи и лица касаются пусть и нежные, но все же женские пальцы с лезвием в станке.
С Козодаевым мы встречались несколько раз. Он сообщил, что в госпиталях на территории области сейчас проходят лечение почти полтысячи моих подчиненных. Большинство из них тяжелораненые и находились в Мичуринске и Знаменке. Честно говоря, я был поражен озвученной цифрой. В батальоне без прикомандированных и боевых групп Паршина и Козлова, числилось вообще-то чуть больше 800 человек. В декабре под Минск было переброшено чуть более 600 человек. В боях мы естественно несли потери. Все они учитывались, как бы я не был занят, но ежедневную сводку о расходе личного состава от подразделений получал и знал его наличие. Всех своих погибших мы старались вывозить в Заславль и там хоронить. Если такой возможности не было, то они хоронились на местничковых кладбищах с обязательным составлением схемы и указанием ориентиров и как искать. За два месяца боев мы потеряли около ста человек. В Заславль на кратковременный отдых и лечение мы старались по возможности отправлять и легкораненых. Война войной, но отдых людям нужен. Два-три дня в относительном комфорте и под наблюдением врача для восстановления бойца дело очень нужное. Хотя бы тем, что боец мог отоспаться. Все тяжелораненые самолетами отправлялись за линию фронта, и по моим данным их количество не должно было превышать двух сотен человек. А тут такие показатели, что хоть стой хоть падай! Получалось, что практически все мои бойцы получили тяжелые ранения и вывезены на Большую Землю. Быть такого не могло! Тем более что часть бойцов батальона, я отдал в качестве командного состава во вновь сформированные подразделения штрафников и бригады. Пополнения с Большой Земли мы не получали. Сами можете представить мое волнение при таких известиях. Не могло быть у нас таких огромных потерь! Выходило, что кто-то собрал в одном месте личный состав батальона и принял меры к их уничтожению. Мне лично в это не верилось. Единственное что приходило на ум, что кто-то косит под моих бойцов или при составлении сведений произошла ошибка. О чем и сказал особисту. Тот обещал еще раз все уточнить. Дмитрий выполнил свое обещание. Через трое суток он дал более подробные сведения. Дополнительной проверкой было установлено, что моих батальонных было действительно около двухсот точнее 241 человек. Остальные оказались бойцами из прикомандированных к нам истребительных батальонов. При регистрации ранбольных медсестры записывали последнее место службы вот парни и называли номер моей части. Отсюда и путаница. У меня даже от сердца отлегло.
Раны довольно хорошо и быстро заживали. Боли я не чувствовал. Перстень с каждым днем все больше наливался желтым цветом. Уже через неделю спокойно и не боясь потревожить раны, делал зарядку и развивал правую руку. Честно говоря, маялся скукой и ничего не деланьем. Подолгу гулял на свежем воздухе. Перечитал, наверное, всю библиотеку как госпитальную, так и Ирины. Вечерами, когда она была свободна, мы с ней в ординаторской подолгу разговаривали и пили чай с малиновым вареньем вприкуску. Тем для разговоров у нас нашлась целая куча и еще маленькая тележка.
Еще одним ежедневным развлечением стало прослушивание сводок Совинформбюро и сравнивание положение на фронте с тем, что я знал по прошлой истории. В коридоре нашего этажа висела большая карта Европейской части СССР, где замполит госпиталя после каждой сводки переставлял флажки на линии фронта. Это было лучшим наглядным пособием для меня. Положение немцев было куда хуже, чем в той реальности, что я знал. Их фронт на Московском направлении трещал по всем швам. Не было Вяземского котла, в который в моей истории попали 33 армия и 1 кав. корпус. Наоборот намечался неплохой такой котел для немецких войск под Рославлем-Кировом и Ельней. Шли бои за г. Белый, Сычевку, Дорогобуж. Холм пал к 23 февраля. Наши давили Демянскую группировку врага. О событиях в Минской группе войск почти ничего в сводках не говорилось. На других фронтах больших изменений с известной мне историей почти не было. Если не считать конечно сохраняющегося Брянско – Гомельско - Нежинского выступа обороняемого войсками Брянского и северной группы войск Юго-Западного фронта.

[Golikov64]

Слава может используешь

http://www.youtube.com/watch?v=w4KPJ65JIZ4#t=47

[master_iuda]

Golikov64,
спасибо Леша за подсказку.В принципе можно будет в последней части цикла использовать.

[medic_1966]

Ирины. Вечерами, когда она была свободна, мы с ней в ординаторской

Ира врач? Насколько помню, медицинская сестра. Средний и младший персонал бывают в ординаторской (это рабочий кабинет врачей) только при необходимости и не могут там находиться длительное время (разве что, ночью, в спокойное дежурство, с далёкими от здравоохранения целями ). Для среднего и младшего персонала существуют сестринские и санитарские. Но там обычно находится кто-то ещё, будут мешать задушевным беседам. Лучше для длительного общения выбирать какое-нибудь другое место. Например, раздаточную или столовую. Там и чай попить можно, горячая вода в раздаточной всегда есть.

[master_iuda]

medic_1966,
спасибо. вы абсолютно правы, обязательно исправлю

[master_iuda]

От Нежина линия фронта шла к Ромнам на Сумы, Александровке, Волчанску, Чугуеву, Балаклее, Изюму, Красному Лиману, Первомайску, Дебальцево, Красному Лучу и далее по реке Миус к Матвееву Кургану и Таганрогу. Войска южной группы армий Юго-Западного фронта в районе Изюма и Красного Лимана перешли в наступление (Харьковская наступательная операция). В Крыму шли тяжелые бои. Манштейн рвался к Керчи и Севастополю.
В нашей палате новости с фронта вызывали ожесточенные споры среди раненых командиров. Особенно много их было о возможности окружения немцев в районе Ржев-Вязьма. Здесь мнения разделились на два противоположенных лагеря. Одни (в первую очередь младшие и средние командиры) высказывали мысль о том, что окружение обязательно состоится, после чего ГА «Центр» будет разгромлена, и мы немца погоним до Берлина. В качестве аргументов они приводили конфигурацию линии фронта, наличие в тылу ГА «Центр» Минской группы войск, партизанов и наступательные действия фронтов. Вторые, по-моему, более реально воспринимали обстановку. Они считали, что окружение ГА «Центр» не состоится, так как фон Клюге выравнит линию фронта и отведет свои войска к Смоленску. Среди тех, кто поддерживался этого мнения, в основном были старшие командиры имеющие опыт руководства соединениями и знавшие реальное положение дел в подразделениях. В качестве основного аргумента ими приводилась усталость наших войск, отсталость тылов и ремонтной базы, отсутствие необходимого обеспечения и дорог. Я, с интересом наблюдая за словесными баталиями, старался как можно меньше участвовать в них, хотя меня постоянно пытались на это раскрутить. Особенно старался в этом капитан Александров и старший лейтенант Курносов. В своих попытках они напирали на то, что раз идет такая дискуссия, то каждый из присутствующих должен высказать свое мнение. Лишь однажды я не выдержал и вмешался в спор. Просто устал слышать несущийся бред одного из раненых. На листе бумаги нарисовав линию фронта, я высказал свое мнение, что Вязьму наши не возьмут, т.к. Модель с целью обеспечения своей 9 Полевой армии бросит все свои резервы для удержания Варшавского шоссе, Вязьмы и Сычевки как ключевых точек обороны и обеспечения войск. После чего играя за немцев, показал, куда Модель нанесет свои удары по нашим частям. В отношении взятия городов Белый и Демидов я тогда сказал, что наши их возьмут, но дальше продвинутся не смогут. Окружения и разгром ГА «Центр» не состоится. Объяснил я это отсутствием у нас необходимых резервов и опыта в проведении таких стратегических операций. Меня слушали довольно внимательно, почти не перебивая. Затем на меня «наехали» обе, до этого конфликтующие, группы, обвинив в неверии в непобедимость РККА, непонимании линейного боя, тактики и стратегии, героизма бойцов и командиров, умения командующих фронтами и т.д. и т.п.. Отбиваться от «наездов» я не стал, лишь сказал, что это мое личное видение обстановки а как оно сложится на самом деле в скором времени увидим. Дискуссия на этом как-то сама по себе заглохла. Мои отношения с остальными как-то охладели, на время со мной перестали разговаривать. Вечером на прогулке старший политрук пока никто не слышал, сказал, чтобы я больше с таких позиций перед остальными не выступал, а то меня могут обвинить в пораженстве. Примерно также высказался и Козодаев, к которому поступил на меня сигнал. Кто на меня настучал, он уточнять не стал.
Через неделю после той дискуссии мои прогнозы подтвердились. Нашими войсками были освобожден г. Демидов и перерезана линия снабжения немецких войск в Белом, в районе Сычевки и Вязьмы наши войска под ударами врага перешли к обороне. Только после этого отношения с остальными нормализовались.

[master_iuda]

Неосознанно помогла мне Ира в одном очень важном деле – общении со знакомым моего визави. Честно говоря, я этого очень опасался, проколоться можно было только так. Все же Седов жил, учился в Тамбове. Тут у него должна быть куча знакомых, одноклассников, преподавателей, воспитателей детского дома. Сообщение о награждении меня Звездой Героя сюда должно было дойти еще осенью. То что я писем не получал из детдома и училища еще ни о чем не говорило. Люди просто не знали адреса моей полевой почты, а тут такая возможность повидать известного тебе человека. В одну из первых встреч я рассказал Ире, что у меня от контузии частично пропала память, и я могу не узнать тех, с кем раньше учился или был знаком. Она очень сочувственно к этому отнеслась. Переговорила на эту тему с врачами, с дежурными медсестрами и санитарками. Договорилась с последними, что у всех кто меня будет искать или посещать они будут уточнять, откуда те меня знают, их данные и заранее предупреждать о моей частичной амнезии. Благодаря этому я пережил целое нашествие представителей детдома, школы, училища и пары очень симпатичных девушек, оказавшихся одноклассницами Седова. Девчонки среди прочего признались, что они в меня были влюблены еще с первого класса, а я скотина такой им не писал. Вообще все меня ругали за отсутствие писем в их адрес (знать бы раньше, точно написал бы всем кому только мог, чтобы не выслушивать столько упреков в свой адрес!).
Один из посетителей – лейтенант Попов (везет мне на эту фамилию), командир взвода курсантов в пехотном училище, оказался не только однокурсником, но и старинным другом и соучастником в различных проказах устраиваемых ими в училище, о которых Сашка вспоминал с явным сожалением. Мы с ним долго разговаривали на пустой лестничной площадке, точнее он говорил, а я внимал, смеялся и поддакивал. Почти шепотом он спросил у меня о револьвере, найденном на полигоне и припрятанным мной. Пришлось честно признаться, что он мне сослужил неоценимую службу в Бресте. Саша тоже был обижен, что я ему не писал и что не смог решить вопрос о направлении его в одно место службы со мной. Словно Седов был и бог, и царь, и воинский начальник в одном лице! (А разве Седов что-то мог?) Было, похоже, что Попов о возможностях Седова знал куда больше чем мне это известно. Расстались мы большими друзьями. Я был ему очень благодарен за раскрытие некоторых подробностей жизни (в том числе и половой, а она, оказывается, была очень насыщенной) моего тела. Среди раскрытых тайн стало известно и о происхождении денег и Перстня у Седова. Их ему передал нежданно найденный за несколько дней до выпуска родственник. Попов был свидетелем той встречи на КПП, родственник передал пакет с деньгами и обещал прийти на выпуск, но почему-то так и не появился. До выписки из госпиталя Саша посещал меня еще несколько раз и раскрывал новые подробности их совместных проделок, чем откровенно меня развлекал.

[Оливия]

master_iuda, вас зачитаться. Вы- мастер!!!

А я всячески открещиваюсь от своего мужа, а он... он всё время мне вас подсовывает))) и самое главное подсадил на этот форум!!! паразит!!!

[master_iuda]

Оливия,

спасибо огромное

[master_iuda]

Из книги воспоминаний Героя Советского Союза генерала – майора авиации в отставке Паршина Григория Ивановича «Огненное небо». (АИ).

Осень- зима 1941-42 года была для нас тяжким испытанием. Самыми тяжелыми для нас выдались январь и февраль 1942 года. В конце декабря 1941 года в Минске вспыхнуло восстание военнопленных и населения, которое поддержали переброшенные из-за линии фронта советские части. Наша авиагруппа принимала самое активное участие в переброске войск и их обеспечении.
В начале декабря 1941 года в соответствии с указанием Ставки, наш Батальон и прикомандированные к нему подразделения по воздуху были переброшены в леса под Минском для проведения диверсионных действий и срыве снабжения ГА «Центр». Высадка производилась посадочным способом на заранее оборудованные партизанские площадки. В ходе восстания подразделениями батальона были захвачены немецкие аэродромы, как в самом Минске, так и рядом с ним, чем обеспечили создание «Минского воздушного моста». Только в районе Минска действовало 7 основных (Дубицкая Слобода (23 км южнее Минска); Озеро (30 км южнее Минска); Бережье (20 км юго-западнее Минска); Слепянка (5 км восточнее Минска); Копище (7 км северо-западнее Минска); аэропорт Минск; аэродром в Мачулищах) и 4 запасные площадки.
Для поддержки восставших в город из-за линии фронта нужно было перебросить силы 4-го воздушно десантного корпуса 24 декабря сосредоточенного в Раменском. А это 5440 человек и огромное количество грузов. Переброска такого количества войск дело само по себе очень сложное и опасное. К тому времени транспортный авиаотряд нашей Авиагруппы обладал всего 20 исправными самолетами Ю-52/3м, каждый из которых при применении в транспортном варианте мог перевезти 18 пассажиров или 12 раненых на носилках или 1845 кг груза. Соответственно одновременно мы могли перебросить за линию фронта не более 360 человек личного состава с необходимым боекомплектом. Примерно столько же могли перевезти и 19 транспортных ПС-84 МОАГОН. Тем не менее, мы справились с поставленной задачей. Помог нам в этом полученный летом и осенью 1941 года опыт обеспечения Слуцко-Бобруйской а затем Смоленско-Вяземской групп войск.
Выброска первой волны десанта в составе батальона 214 вдб 4 вдк была осуществлена посадочным способом на захваченные у врага аэродромы в ночь на 25 декабря. Именно с этого дня принято отсчитывать начало «Минского воздушного моста». В течение месяца под Минск были переброшены и остальные силы корпуса, а с середины января начато сосредоточение сил 6 вдк.
Снабжение сражающихся под Минском войск осуществлялось с аэродромов в Брянске и из Подмосковья. Самолеты что называется, набивали «под завязку». Продукты, махорку, папиросы, спички, медикаменты, витамины укладывали в мешки, а мешки запаковывали в тару от бомб ФАБ-50 и ФАБ-100. Так же перевозили гранаты. Их обворачивали ветошью, а в мешки подкладывали сено или паклю. Патроны клали в мешки или «цинки». Шинели, валенки, ватники и одеяла просто связывали в тюки. Снаряды, винтовки, автоматы, пулеметы и диски к ним, радиостанции, аккумуляторы и телефоны упаковывались в парашютные мешки ПДММ. Все это укладывали в салон или подвешивали на наружные бомбодержатели. Если не получалось доставить войскам груз посадочным способом то сброс осуществлялся без парашютов с высоты от 50 до 100 м. Если не хватало специальных грузовых парашютов, прицепляли боевые десантные ПН-2 или ПН-4. Бензин сбрасывали в баках ПДББ-100 или просто в бочках. Парашютные мешки ПДММ и топливные баки ПДББ выбрасывали вручную из дверей.
Обратно за линию фронта доставляли женщин и детей, раненых. Стремясь спасти как можно больше людей, самолеты нещадно перегружали. Транспортники иногда везли 35 — 38 человек — почти вдвое против нормы. В течение первых 50 дней действия авиамоста наши экипажи выполнили 4000 полетов, перевезя больше 30 000 человек, 4700 т. грузов и эвакуировав более 8000 раненых.
Линию фронта пересекали на высоте 2000 — 2500 м. Обычно экипаж делал два вылета в сутки: первый раз взлетали с наступлением ранних зимних сумерек и через несколько часов садились под Минском, около полуночи возвращались в Москву или Брянск и успевали до рассвета вылететь во второй рейс. Интенсивность определялась, в основном, временем на заправку и загрузку машин. При этом экипажи каждые сутки проводили в воздухе по 8 — 10ч. Летали группами до десяти самолетов. Строились клином и шли в плотном строю, отбиваясь от самолетов противника. Иногда группу сопровождали наши истребители, иногда — нет. Летали даже тогда, когда из-за непогоды немецкая авиация отсиживалась на земле. Днем из-за действия немецкой истребительной авиации старались не летать, так как это было связано с большими потерями в самолетах и экипажах. Потери самолетов в значительной степени объясняются недостаточным сопровождением их истребителями при полетах в прифронтовой полосе и дальнейшему маршруту в тылу врага. Немецкие истребители действовали с площадок в районе Борисова, Орши, Смоленска, Бобруйска, Могилева. То есть на всем нашем пути экипажам грозила встреча с самолетами противника. По возможности наши истребители пытались прикрывать борта, но не всегда это удавалось. Несмотря на активные действия эскорта, редкий транспортник возвращался домой без пробоин. К 1 февраля 1942 года общие потери нашей авиагруппы действовавшей на Минском направлении составили 16 самолетов, а к концу зимы — уже 31, в том числе девять машин на передовых аэродромах сожгла немецкая авиация. К потерям от непосредственных действий врага добавлялся ущерб от аварий и ошибок советских зенитчиков и истребителей. Так, в начале января 1942 г. в районе Брянска своя же зенитная артиллерия сбила два Ю-52, приняв их за самолеты врага; среди членов экипажей имелись раненые. И это притом, что ПВО района было заранее предупреждено о проходе этих самолетов. Пополнить авиапарк удалось за счет захваченных у врага и восстановленных самолетов. На аэродромах Минска было захвачено больше 30 транспортных самолетов, еще два десятка Ю-52 были на аэродроме в Лиде. Всего же батальоном на аэродромах врага в Минске, Лиде, Молодечно, Заславле было захвачено в той или иной степени исправности более двух сотен самолетов врага, в том числе бомбардировщики Do-17Z, НЕ-111Н и Ю-88А, штурмовики Ю-87 и Hs-123, истребители Ме-109, разведчики «Хеншель Hs126», учебные и связные машины. Были там и наши трофейные машины – Р-Z, МиГ-3, Пе-2, И-16 и И-153. Все исправные машины пошли в дело по своему прямому назначению, а остальные использовались для пополнения базы запчастей. Из освобожденных из плена летно-технического состава и захваченных трофеев было сформировано несколько новых эскадрилий пополнивших состав Авиагруппы. Вскоре решением Ставки наша Авиагруппа была переформирована в отдельное авиационное соединение – смешанную авиадивизию Особого Назначения НКВД. В нее входило 2 авиатранспортных, бомбардировочный, штурмовой, истребительный, разведывательный и учебный авиаполки.

[Андрей Д]

Наша авиагруппа принимала самое активное участие в переброске войск и их обеспечении.
В начале декабря 1941 года в соответствии с указанием Ставки, наш Батальон и прикомандированные к нему подразделения по воздуху были переброшены в леса под Минском для проведения диверсионных действий и срыве снабжения ГА «Центр».

Вячеслав, речь идёт от имени лётчика?

[master_iuda]

Андрей Д,
От имени командира Авиагруппы ОН НКВД