#1959 Влад Савин » 01.04.2012, 00:40
да, предыдущий эпизод "лес" изменил с кчетом накиданных тут тапков - смотри на СИ.
И следующий, навеянный "танчиками". В коих, честно, я не спец, так попробовал. И впечатлило.
Капитан Цветаев Максим Петрович, 1201й самоходно-артиллерийский полк. 6 января 1943, на подступах к Харькову.
Горячий снег, горячий снег… Мы впервые услышали эту песню еще на речке Мышкове. Когда готовились стоять насмерть, но не пропустить фрицев в Сталинград к Паулюсу. Хотя после казалось, что песня совсем про другую битву – не было у нас ощущения последнего усилия, что все на волоске, еще немного, и прорвутся. Может сложено это было про Сальск, где наши, заняв станцию, долго и упорно бодались с фрицами, прущими на север? Так и там бой до пекла явно не дотягивал, затяжной, это да, а под конец рассказывал мне друг, просто отмахивались они как фрицев, как от мухи, кружащей вокруг и пытающейся зайти с одной, с другой стороны, и сразу отступающей, наткнувшись на оборону.
На Мышкове мы стояли во втором эшелоне, и слушали канонаду впереди. Когда же нам был приказ идти вперед, немцы уже бежали, бросая технику – по радио было даже указано не стрелять по тягачам и грузовикам, они достанутся нам целыми. Преследование, избиение бегущих и взятие их в плен – и огромное количество горелого и брошенного железа перед нашими позициями, чужого железа, это не мы а фрицы тогда сполна умылись кровью. Мы победили их, разбили и гоним на запад, уже второй месяц.
Наш полк – семнадцать самоходок, новенькие СУ-85, четыре батареи по четыре, и одна командирская. Наш комполка сумел как-то добыть себе вместо легкого Т-70, по штату, еще одну машину, самого первого выпуска – без командирской башенки и с лобовой броней сорок пять, а не семьдесят пять. Что плохо: на Мышкове сержант Скляр из моей батареи вышел лоб в лоб на «тройку», оба стреляли одновременно, с четырехсот метров – но у СУ-85 лишь вмятина на броне, утолщенной по сравнению с Т-34, а немец сгорел. Но комполка обменяться машинами с кем-нибудь из шестнадцати линейных отказался наотрез. Сказал – что и так лучше, чем танк-недомерок.
Потерь мы пока не несли. На Мышкове у нас были трое подбитых, все после восстановлены, и в строй. Ну а позже и дела настоящего не встречалось: мы все же не «барбосы», которые во всякую дырку затычка, а резерв командования на особый случай. Который наступил именно сейчас.
Еще месяц назад мы заучивали описание тяжелого танка «Тигр», его тактико-технические данные, а особенно, уязвимые места. Что такое немецкий ахт-ахт, знали все – и представить это на танке, бронированном лучше чем наш КВ, это впечатляло. Нам говорили, что эти фрицевские звери непробиваемы для наших семидесяти шести даже в упор, то есть ни Т-34, ни «барбосы», ни Зис-3 ничего с ними сделать не могут – значит, вся надежда на нас. Слышал, что есть еще Зис-2, новые противотанковые, пятьдесят семь вместо сорокапяток, они же на шасси «барбоса» называются «Оса» - но видеть их не доводилось ни разу. Зато у нас в боекомплекте, кроме стандартных бронебойных, которые вроде бы должны брать «Тигра» с километра, есть еще по три-четыре этих, секретных, подкалиберных «катушки», они точно возьмут, но с более близкой дистанции. Ну и на последний случай, полку придали батарею «слонобоев» - на шасси КВ длиннющая пушка сто двадцать два с дульным набалдашником; по идее, на реальной дальности прицельной стрельбы в поле по танку должно сносить даже линкорную броню!
Что мне нравится, после Сталинграда, у нас стала нормально работать разведка. Когда не сюрпризы и импровизация на ходу, хоть что-то и как-то – а подготовка заранее. Мы знали, что завтра вот здесь на нас пойдут эсэсовцы, целый танковый корпус, их главным ударом. И сумели выбрать место, все подготовить, снабдиться по-полной, а главное – продумать план боя.
Местность была, почти ровная степь, и на левом фланге гряда холмов, с запада на восток. И пока было время, долбили мерзлую землю наша пехота и артиллеристы, закапываясь как можно глубже, и ползали впереди саперы, ставя мины и натягивая проволоку. И танкистам с самоходчиками тоже не приходилось лениться, и не только с обслуживанием техники, но и прикинув, вот здесь из-за пригорка выскочить на скорости, выстрел и назад – но подъем тут крутоват, надо бы срыть, а здесь бруствер выложить, чтобы лишь башня над гребнем торчала – в общем, ломами и лопатами махали все, за исключением тех счастливцев, на машинах которых были установлены новвведеные бульдозерные отвалы, очень полезное приспособление, какая умная голова предложила?
Нас поставили за холмами, на той самой фланговой позиции, выдвинутой вперед. По северному склону закапывались в землю иптаповцы и пехота, оборудовали и позицию фронтом на запад. Мы же должны были работать наскоком, выдвигаясь на гребень, и отстрелявшись, сразу сдавать назад – для чего каждой машине было подготовлено две или три огневых. На тридцатьчетверках такое было бы невозможно, там усилие на рычагах было свыше двадцати кило – это лишь у нас, с новой коробкой передач, управление стало легким; впрочем я слышал, эту коробку ставят сейчас и на танки. Еще у нас, в отличие от танкистов, стоят на бортах дымовухи, вроде маленьких минометов – можем на короткое время спрятаться от вражеского прицела.
Минометчики прибыли, закапываются рядом с нами. И зенитчики справа, хотя пользы в бою от из скорострелок… Погода явно нелетная, низкие облака – не рассчитывают уже фрицы на люфтваффе, ждут с неба не помощи, а угрозы. А вот кому лично я не позавидую, так это иптаповцам на северном склоне! У них ведь задача, обозначить лишь, что позиция занята, ведь не поверят же немцы иному, подвоха будут ждать – а тут оценят нашу огневую немощь с этой стороны, ведь там половина стволов, это сорокапятки, которые «прощай Родина», что они сделают «Тигру», кроме как быть ему мишенью?
Спали ночью на теплых еще моторах, укрывшись брезентом. С поля внизу слышалась редкая стрельба – разведчики и саперы, наши и фрицев, сталкивались на нейтралке. У немцев ордунг, они ночью не воюют, а строго по расписанию: подъем, завтрак. Сейчас рассветет, и начнется. Как там у Лермонтова, «лишь утро осветило пушки». Я ведь по мирной жизни, учителем был, под Тамбовом. И вот, с сорокового года, из запаса в кадры – артиллерист. Куда после подамся? А вот об этом лучше не загадывать пока. Война – тут каждый месяц, неделя, день, как последний: прожил, значит хорошо.
Поле Куликово, поле Бородинское. А как это поле назовут? Левее, на холмах, вроде трубы торчат – точно, деревня тут когда-то была, теперь лишь развалины остались. Наверное, по имени этой деревни, сегодняшняя баталия в летописи и войдет. И сколько их еще будет, в истории России? Вот отчего, как в Европах какой великий завоеватель заведется, так и норовит разжиться «бесхозной» землей за наш счет – мы же и в Париже побывали, и Берлин брали, и что? Нет, совсем другая жизнь должна после начаться, когда Адольфу шею свернем – чтобы никогда больше не было в истории, мировой войны!
На всю оставшуюся жизнь, нам хватит подвигов и славы. Тьфу, как эти песни новые, в голове крутятся, к месту и времени! Но сначала мы должны сделать так, чтобы на этом поле Победа была нашей! А уж кому до вечера дожить суждено – увидим.
Утро. Сначала, как водится, артобстрел. Относимся к этому философски: и негусто, в сравнению с тем что бывало, и точность низкая – то ли фрицы приняли нашу первую траншею за главный рубеж, то ли у них были проблемы с корректировкой. А вот затем – пошли. И честно признаюсь, в первую самую минуту мне было страшно. Когда увидел на поле «Тигры», точно такие как на плакате, стал считать – и на второй сотне плюнул.
И если калибр семьдесят шесть не учитывать, сколько у нас против всего этого? Наш полк, и еще один такой же на правом фланге, и приданная нам батарея «слонобоев», и где-то еще две, того же дивизиона. А что, считая все вместе, почти полсотни стволов, соотношение один к четырем, не так еще страшно, и хуже бывало!
В наушниках голос комполка – ждать! Подпустить, не стрелять без приказа. Выбивать у фрицев первую и вторую шеренги, прежде всего. Стрельба уже началась, трассеры вижу, летят с обеих сторон, с нарастающей интенсивностью. Лишь мы пока молчим – рано!
Как и ожидалось, фрицы прут мимо нас, почти не обращая внимания на выстрелы сорокапяток. Лишь с десяток танков развернулись направо. Тьфу ты, это где же я двести «Тигров» насчитал? Впереди и точно, они, а вот следом «четверки» последнего выпуска, такой же угловатый корпус, бортовые экраны, длинная пушка с набалдашником, издали и впрямь спутать легко!
Ну, с богом! Вперед, стоп, выстрел, бронебойным, еще выстрел, назад! Понеслось!
А ведь горят! Снаряд под башню, куда и целил – и готов зверь! Горит не хуже любого другого. И еще, рядом, и еще один. Не нравится, сцуко?!
Только двигаться и стрелять – и плевать уже на все! Может, этот бой и не переживем – но вот тот фриц, в которого я сейчас всажу бронебойный, сейчас сдохнет точно. Горит, зараза! Назад! Заряжай! И еще раз.
Фрицы упорно прут вперед. А за танками бронепехота, на полугусеничных «ганомагах». Не спешиваются – хотят на скорости ворваться на нашу позицию. Поле внизу заволакивает дымом горящих машин, что происходит на дальнем конце уже не видно. Но нам хватает и того, что здесь. Иптаповцы молодцы, отвлекают фрицев, не дают им плотно заняться нами. И мы не упускаем шанс – на поле все смешалось, строй полностью сбит, перед нами уже не меньше полусотни навсегда застывших танков, самоходок, транспортеров. Горят не все – некоторые после попадания просто замирают, причем я не вижу бегущих экипажей.
Затем немецкая пехота вдруг появилась слева, от деревни, где вроде должен был быть наш батальон. И отбивать эту атаку пришлось уже нам, развернувшись и выпустив почти весь запас осколочно-фугасных, в упор. Потом туда пробежала уже наша пехота, в сопровождении нескольких тридцатьчетверок и «барбосов». Помощь не нужна? Нет, дальше справимся сами!
На поле все заволокло дымом. Трудно было что-то различить – но мы стреляли, увидев движение серой немецкой брони. Вдали похоже, завязался маневренный танковый бой – то ли немцы все же ворвались на нашу позицию, то ли наши перешли в контратаку. На нашем фланге бой явно затихал. У меня в укладке осталось меньше десятка снарядов. И тут что-то словно толкнуло меня под локоть. Я повернул штурвальчик, сменив прицел. И прямо на меня смотрело дуло «Тигра».
-Бронебойным, сцуко, …. !!!
Назад уйти уже не успеем. Нет, у немца все ж ствол еще не довернут, чуть-чуть. У нас еще есть секунды. И когда в вашем стволе нет снаряда в такой момент – что орут заряжающему командир и наводчик?
Слышу лязг закрывшегося затвора – и жму на спуск, не дожидаясь доклада. Выстрел, откат – и ничего не произошло! В смысле, не вижу никаких следов попадания, ни на фрице, ни рядом. Однако же, фриц не стреляет!
-Рябко, …, ты чем зарядил??
-«Катушкой», тащ капитан, нету бронебойных!
-Еще давай! Живо!
Мандраж – обрубило начисто, «подкалиберный снаряд бесследно пропал в броне, это вернейший признак прямого попадания». И повезло, что на двухстах метрах баллистика «катушки» мало отличается от бэбэ, на который у меня был выставлен прицел, так что не промазал. А еще больше повезло, что Рябко, услышав матюги, не стал переспрашивать, так кончились бэбэ, чем заряжать, а сообразил сразу сунуть подкалиберный. Чем подарил нам полсекунды, которых может быть, не хватило немцу. Но это были мысли «потом», пока же я всадил в зверя еще один подкалиберный, с тем же результатом.
И как-то все стихло. Бой закончился. Нет, после, когда мы успели загрузить боеприпасы и получить обед, была еще одна немецкая атака, а под вечер еще одна – но как-то уже без души, без огня, словно сами немцы особенно не рвались уже к успеху. И отбили их мы так же, без особого труда и потерь.
И никогда за всю войну, ни до, ни даже после, мне не довелось видеть столько битых немецких коробок на площади где-то полтора на два километра. Одних лишь «Тигров» насчитали тридцать семь. Зверь этот оказался далеко не так страшен, как нам его изображали – и по личным моим наблюдениям, никак не более живуч, чем прежние фрицевские танки. Вопреки тому, что нам говорили, целых десять «Тигров» оказались подбиты иптаповцами, «барбосами» и тридцатьчетверками, причем четыре – в лоб. А каким местом думал их герр генерал, посылая в атаку пехоту прямо на бронетранспортерах, я вообще отказываюсь понимать – поскольку при попадании десант погибал вместе с машиной; судя по количеству, фрицы кинули в бой не меньше пяти мотопехотных полков, с минимальным результатом но при максимуме потерь.
У нас экипаж сержанта Левады сгорел вместе с машиной, от прямого попадания «восемь-восемь». Подбили Скляра, мехвод и наводчик ранены, но машина ремонтопригодна. Большие потери были у иптаповцев – но они сквитались с фрицами сполна, устроив на нашем фланге буквально бойню немецкой мотопехоте. После Победы мы поставим памятник на этом поле – не забудем тех, кто погиб. А кто вспомнит сдохших здесь фрицев?
А та сгоревшая деревня называлась – Прохорово. Уже вторая с этим названием, попавшаяся мне на пути от Сталинграда.
Впереди Харьков.
==================================================
а ведь действительно ОЧЕНЬ похож на Тигр. Хотя это всего лишь T-IVH.
Может оттого и цифры якобы уничтоженных Тигров в отчетах?
Vlad1302