#1059 Влад Савин » 20.01.2012, 20:45
Господи ТРЕТИЙ уже вариант. Так тапками кидают...
---------------------------------------------------------------------------
Говоров Л.А. На ленинградском фронте. Л., 1970 (альт-история)
Воевать по-суворовски – не числом, а умением!
Необычайно удачная ночная «разведка боем», в ходе которой были нанесены тяжелые потери 96 пехотной дивизии противника, уничтожена и частично захвачена одна из его артиллерийских группировок, а также разгромлен штаб 170 пехотной дивизии, имела далеко идущие последствия.
Не только штабы, но и войска поверили в свою силу, в успех – и пошли вперед. В результате, вместо обороны на рубежах «сверх-пятачка», получилось встречное сражение на пространстве Келколово-Синявино-Мга.
Приняв решение наступать, мы уже не могли колебаться. К четырем часам утра переправа была готова. К рассвету 24 ноября на левом берегу уже находились (считая с переброшенным на лодках и паромах, начиная с ночи), три стрелковые дивизии (86я, 136я, 268я), три стрелковые бригады (102я, 142я 48я морская), три танковые бригады (61я, 152я, 220я). Причем сводная штурмовая группа уже находилась в районе Келколово – поселок шесть, вместе с частью сил 61 и 152 тбр и двумя батальонами 48й морской бригады, 86сд и 220 тбр закончили переправу и частично уже находилась на марше к рабочему поселку шесть, 45 гвард дивизия переправлялась.
Нам благоприятствовали следующие обстоятельства:
-обнаруженное противником движение авангарда 102 сбр по направлению к Синявину было принято за подготовку нашего главного удара. В то же время угроза Мге явно была недооценена.
-в ночном бою у Келколово принимали участи только легкие танки 61й бригады. В то же время переправа и выдвижение КВ и Т-34 прошло для противника незамеченным, никаких срочных мер по усилению ПТО им не было предпринято.
-даже в 10 часов утра противник еще считал 8 ГРЭС в своих руках. А наши войска – десантом, высаженным с паромов, выше и ниже. Соответственно, наши действия первоначально были приняты за диверсионный рейд с последующим прорывом к своим – или встречным ударом Волховского фронта. Размах нашей операции был полностью осознан немцами не раньше упомянутых десяти утра (когда бой за Мгу уже подходил к концу).
-в ночном бою, как выяснилось, были убиты командир и начальник штаба 170 пд. И в первые часы у немцев на мгинском участке не оказалось единоличного и ответственного командира (в этом свете, решение атаковать Мгу еще в сумерках оказалось полностью оправданным).
-исключительно удачным оказалось решение придать каждому танку отделение пехоты (из штурмового батальона 136 сд). Пехота не только своевременно замечала угрозу, компенсируя плохую видимость из танка, но и успешно подавляла огнем расчеты орудий противника, включая 88мм зенитки, а также не подпускала к танку гранатометчиков, в то же время огонь танка срывал попытки вражеской пехоты атаковать организованно и разбивал пулеметные точки противника. Фактически это тактика штурмовых групп, с включением в них бронетехники – показавшая высокую эффективность при действии в населенном пункте. Следует также отметить, что лучший результат дает тесное взаимодействие в «тройке» - три танка, три отделения; можно было предположить, что эта тактика также будет действенна на лесистой местности, с ограниченным обзором.
Во второй половине война эта тактика станет обычной для Советской Армии. Однако в сорок втором штурм Мги был первым известным мне случаем ее применения.
Нашими трофеями стали значительные запасы военного снаряжения, продовольствия, боеприпасов. Ценным трофеем были также четырнадцать 88мм зениток, захваченных в исправности – и тут же поставленных на прямую наводку на опасных направлениях ожидаемой немецкой контратаки.
Следует отметить также большую роль 61й танковой бригады, игравшей роль «мобильного кулака». Легкие танки имели удовлетворительную подвижность и проходимость по торфяникам вне дорог (в условиях низкой температуры), в то же время их вооружение и броня были достаточны для действий против пехоты при отсутствии ПТО.
Немецкое командование правильно оценить обстановку лишь к десяти-одиннадцати часам, когда Мга была уже практически наша, а 45 гв.д и 102 сбр при поддержке 220 тбр начали наступление в направлении Синявино. Активными действия, предпринятые противником:
- атакой 5 гсд от Арбузово вдоль берега «отрезать» наш плацдарм, с последующим уничтожением в окружении наших высаженных войск. Это решение, правильное при первоначально оцененной обстановке (8 ГРЭС у немцев, наш десант ниже по течению, ограниченными силами), совершенно не соответствовало действительности (5 гсд понесла потери в ночном бою, у нас же на плацдарме была свежая 268 сд, с очень хорошей артиллерийской поддержкой с правого берега, есть переправа а значит возможность подкреплений). Все же утром 24го в этом был определенный смысл, продолжение же атак 25го и 26го безусловно были ошибкой немцев, приведших лишь к огромным потерям в 5 гсд, потерявшей в итоге возможность к любым наступательным действиям.
- 96 пд (без одного полка) выдвигалась к Келколову и Мге с запада, однако же 24го, подойдя лишь к 14 часам, атаковать не стала, ограничившись разведкой наших позиций. Что также было ошибкой, т.к. в ночь на 25е нами были захвачены и взорваны железнодорожные мосты через Мгу.(направления от Ивановской и от Ульяновки). Дальнейшие события 25го сводились к попыткам немцев форсировать р.Мгу, отбиваемых с большими для них потерями.
- с полудня начались авианалеты противника на переправу и плацдарм. Однако здесь нам благоприятствовало, что наши аэродромы находились ближе, наша авиация уже имела численный перевес. Также, в районе переправы с нашего берега, и на 8 ГРЭС уже были развернуты два зенитно-артиллерийских полка (37 – 85 мм). В результате 24го над плацдармом и переправой было сбито одиннадцать немецких самолетов, наши потери – три истребителя, переправа получила легкие повреждения, устраненные за полтора часа. 25го погода была нелетная для немцев (низкая облачность).
- артиллерийская группировка противника в Михайловском действовала против наших войск в районе Келколово – Мга – поселок шесть, лишь эпизодически, так как была занята отражением наступления Волховского фронта. В то же время и наши «прощупывающие» действия в направлении Михайловки не имели особого успеха. Следует однако учесть наличие у упомянутой группировки весьма ограниченного запаса снарядов, так как все склады боепитания для нее находились во Мге. Что весьма облегчило задача нашей Восьмой Армии, наступавшей от Тортолова.
- на синявинском направлении противник оказывал нашей 45 гвард.див, 102 сбр, 220 тбр очень ожесточенное сопротивление, временами переходя в контратаки.
Синявино стало 24го наиболее «жарким» местом. Причем на стороне немцев было общее численное превосходство – однако остатки 170 пд были практически выключены из дела, лишь удерживая УР по берегу Невы (у Пыльной мельницы), запирающий наш плацдарм с севера, и город Шлиссельбург, а 227 пд не рисковала включаться в действие всеми силами, нанося полновесный удар, так как противостояла войскам Волховского фронта. Что подтверждает правило, что одна пассивная оборона никогда не может принести победу. При самом лучшем инженерном оборудовании местности, кроме войск, привязанных к УРам, необходимо иметь маневренный кулак, чего у противника в данном месте не было – отчего его контратаки, временами весьма яростные, все же носили локальный характер.
Огромную помощь нашим войскам оказывала авиация. Причем эффективным оказалось еще одно новшество – включение в состав наземных частей командиров-авианаводчиков с радиостанциями (что позволило организовать поддержку штурмовой авиацией непосредственно на поле боя). Вместе с тем, как было замечено, тактика явно требовала доработки, так как ориентиры были с воздуха трудноразличимы (приходилось импровизировать, указывая расположение свое и противника ракетами или дымом).
В то же время, в целом эффект от штурмовых авиаударов был безусловно, положительный. Также, 24го впервые были применены против опорных пунктов противника напалмовые бомбы большой мощности (до 1000кг), сбрасываемые с Ту-2 при пикировании. Горящая огнесмесь не только затекала в траншеи и блиндажи, но и давала большое количество удушающего дыма, эффективно выводившего из строя живую силу врага. Ночью на 25е наши легкобомбардировочные полки продолжали обработку немецких позиций напалмом – что при относительно небольших потерях противника, сильно его изматывало, не давая отдохнуть.
В ночь на 25е перешел в наступление и Волховский фронт, также используя новые тактические приемы (короткая ночная артподготовка, обработка переднего края и ближнего тыла напалмом и вперед, ориентируясь до рассвета по этим кострам). Основной удар был из Гонтовой Липки по дефиле между болотами к рабочему поселку семь и далее к синявинским высотам - поскольку тяжелая артиллерия в Михайловском уже испытывала острый недостаток боеприпасов. Так как рп7 не был одним из главных узлов обороны, то встреча передовых подразделений 327 сд (2 Ударная Армия Волховского фронта) и 45 гвард.див. произошла уже во второй половине дня 25-го, возле станции Подгорная, севернее Синявино.
Немецкое командование, поняв, что уже не успевает предотвратить прорыв блокады имеющимися силами, решает стянуть все "горячие" резервы в кулак и восстановить прежний статус-кво. 26-го начинается битва за Келколово. Однако у немцев уже не было ни времени, ни достаточных сил – так как одновременно с основным наступлением Волховский фронт нанес из района Погостья вспомогательный удар на Рябово-Любань. На том участке бои оказались очень тяжелыми для обеих сторон, но стратегический результат был достигнут. 21я и 61я пд, на которые рассчитывал Кюхнер, оказались намертво связанными в эти важнейшие дни – а они составляли треть его «валентных» резервов. Что до Любани, то немцы позже вынуждены были оставить ее, по итогам проигранного сражения. Таким образом эти внешне малорезультативные атаки не были бесплодной мясорубкой – они также внесли немаловажный вклад в победу.
Причем потери немцев были того же уровня, что и наши. Новейшие тяжелые танки «Тигр» не оправдали надежд - они вязли в болотах, показав отвратительную подвижность в лесисто-болотистой местности, и оказались уязвимы для бойцов «танкоистребительных» отрядов, подбиравшихся к ним вплотную, или артиллерийских засад, открывавших огонь внезапно, с близкого расстояния, в борт или корму. Сказалась также неудачная конструкция ходовой части с «шахматным» расположением катков, крайне затруднявшая эвакуацию поврежденного танка (при подрыве на мине катки перекашивало, и ходовую часть по борту заклинивало намертво, после чего танк надо было тащить волоком), а также слишком большой вес. В результате большая часть потерянных «Тигров» в этой операции приходилась на поврежденные или застрявшие, взорванные при невозможности вытащить – в разы превысив собственно боевые потери.
К 27-му, когда накал боев за Келколово достигает апогея, Пятьдесят Пятая армия Ленинградского фонта у Колпино, пользуясь ослаблением на своем участке, в тот числе и артиллерийским (значительная часть немецкой артиллерийской группировки в Захожье была переброшена против Келколова-Мги), начинает наступление – но не в направлении Мги, а на ключевую для немцев станцию Ульяновка. Чтобы понять, в чем важность этой позиции, достаточно взглянуть на карту. Все снабжение немецкой группировки в «горловине» шло через этот узел на Октябрьской железной дороге, от которого отходило ответвление на Мгу – едва ли не единственное, подавляющее большинство путей сообщения, и рельсовых, и грунтовых, было там направлено радиально, к Ленинграду. А в крайне труднопроходимой местности, заросшей лесом, с обилием рек и болот, перехват единственной железной дороги при полном отсутствии там грунтовых, был равнозначен окружению.
Тем более, что 18 армия уже испытывала серьезные проблемы со снабжением. При ограниченном числе железных дорог, каждое «минное поле» выставленное партизанами, приводило к закупорке данной конкретной линии на сутки-двое. Охранные дивизии не справлялись – доходило до того, что немцам приходилось строить настоящие «полосы обороны» с траншеями и блиндажами вдоль значительных участков железных дорог – как например на перегоне Гатчина-Новолисино-Тосно – привлекая для этого боевые части с фронта. Мы также не забудем подвиг наших парашютистов-десантников, сумевших в ночь на 1 декабря перехватить на полчаса перегон Ульянка-Мга, уничтожив охрану – чтобы поставить мины и разрушить пути. Группа погибла целиком – но немцы заплатили за это тем, что маневр их войск между важнейшими участками битвы оказался сорван в самый решающий момент.
Для операции «Искра» вообще характерно отличное взаимодействие партизан и десантников с фронтом. Большинство отрядов и групп имело радиосвязь с «Большой Землей», а также агентуру среди местного населения, в том числе и железнодорожников. В результате скопления эшелонов на станциях, неизбежные после закупорки перегонов, становились мишенью для наших авиаударов. Что еще усугубляло у немцев проблемы со снабжением ,заставляло тратить время и ресурсы на ремонт не только путевого, но и станционного хозяйства, отвлекало с фронта средства ПВО (прежде всего 88мм зенитки, опасные для наших танков). В этом была огромная заслуга Ленинградского Штаба партизанского движения, проведшего большую организаторскую работу, в результате которой большинство отрядов Ленинградской области управлялась из единого центра, состоя на учете и получая плановые задания, совсем как производственные бригады одного треста, в четком взаимодействии с армией и ВВС.
Ночь на 25 ноября 1942. Мост через р.Мга. Главстаршина Борисов, 48я морская стрелковая бригада.
Только добровольцы – шаг вперед. Так, Борисов, так Леонов..
Ну я Борисов, Петр Алексеевич, из второго батальона. А вот Леонова не знаю, нет у нас такого. Но все ж хорошую песню поставил нам по своему маленькому радио командир флотской разведки, поставив задачу – слушали, к выходу готовясь.
Мы ползём, к ромашкам припадая.. Какие ромашки в ноябре? Грязь, перемешанная с ледком, хотя снега настоящего еще нет. Ползём вдоль железнодорожного полотна к мосту через Мгу. Только добровольцы - шаг вперёд. А куда денешься – если этот мост не взорвать, завтра фрицы на нас массой навалятся, и танки пустят. Ну а если взорвем – давай, форсируй, под нашими пулеметами! Ну а Мга конечно не Нева, но вброд не перейти, в полной выкладке – поплавают!
За собой и на спине тащим ящики с толом. Еще старший лейтенант дал мне особые очки – ночью видно, не как днем конечно, но очень прилично, а снимешь, действительно, ни зги не видать. Предупредил однако, что техника секретная, и за утерю по халатности – трибунал.
Еще у разведки видел винтовки с такими же всевидящими прицелами. Мне даже глянуть дали – вот из чего вас прикрывать будем. И штука такая на стволе – ну, про БраМит мы наслышаны, а я так даже видел, это то же самое, лишь сделано изящнее. Часовых снимать удобно, ночью – не надо подкрадываться с ножом.
Тут их старший усмехнулся и спросил, а много ли фрицев я так снял? Да кто ж считал – с десяток наверное, я с сорок первого воюю, с самого начала. И полгода в разведке, за языком ходил не раз. Ну значит, нож держать умеешь? Пойдем, разомнемся – только давай лучше вот эту палочку возьми, а то поцарапаешься, этого не надо.
Ну что, нападай! Стоит ко мне боком, даже чуть спиной, шагах в трех, с пустыми руками. Если я часовой фрицевский, вот что ты сделаешь? Ну, это мне хорошо знакомо – ох, е!!
Он полшага в сторону – вроде и не быстро, а плавно, как кошка. Я в пустоту проваливаюсь, он мне руку в захват, «ножа» в ней уже нет, зато чувствую, как меня сначала в живот, затем под лопатку, и наконец по яремной, моей же деревяшкой. Все – убит, три раза.
И говорит – запомни, техника, всякие эти хитрые штучки, умения не отменяют, а совсем наоборот. Если кто-то на себя понацепит, и решит что самый крутой (впервые услышал, но смысл понятен) – ну земля пухом будет, дурачку. Оттого вас и отобрали – не просто отчаянных, а кто опыт имеет, по тылам врага.
Ведь на фронте два передних края. Теперь тихо! На нас взрывчатка, детонаторы – если что, хоронить будет нечего. Хотя все лучше будет, чем если ранят и в плен. Фильм, что мы видели – жуть просто: заводы по переработке человечины в кожу, мыло и колбасу! Я еще старшого того спросил – неужели правда? Так он на меня так посмотрел – что я сразу поверил. Будто для него этот фильм – был чем-то обычным. И отвечает – да тут еще и половины всей правды нет, вот только если всю ее ты узнаешь, что я видел, в дурку тебя свезут. Ты пойми, что мы, славяне, для фашистов – все равно что животные. Ты вот свинью жалеешь, когда растишь, кормишь – а после, в котел? Ну а фрицы, народ обстоятельный, у них ордунг – мало убить, еще и кожу содрать, на абажуры и сапоги!
Я тут спрашиваю – так Гитлер Европу всю захватил, как же там живые люди еще остались? А старшой – Юрий его зовут, но свои к нему как-то по-странному обращаются, Брюс, никогда имени такого не слышал – мне и отвечает: так с англичанами, французами и прочими всякими бельгийцами у Адольфа война честная – даже в плену, письма из дома и посылки Красного Креста. Поскольку англичане считаются тоже вроде как арийцы – не поделили только, кто главнее. Это лишь славяне для них – навоз.
А ведь старшой – точно, из этих.. Я вот с гражданки, в тридцать седьмом призывался, должен был в этом году домой, пять лет – так война. И все равно – вот разобьем фашиста, вернусь в Ленинград, на завод свой, мирным человеком стану. А есть и такие, для кого война – профессия. Даже не командиры кадровые – а еще рангом выше. Кто и в мирное время воюет – Испания, или еще где.. Знают уже, что своей смертью не умрут – за грань заглянув. Оттого и взгляд такой – и душа стальная. Это сколько и чего он видел – такого, что даже в фильм не вставили, за зрителей побоялись?
И вот захотелось мне очень – дожить, довоевать, до Германии дойти. А как дойдем, глянуть, у кого тут абажур из кожи висит? Чай, я не француз, чтобы такое терпеть. А вот искоренить такое непотребство, это мы запросто – ну не должно этого быть на земле! Да и у тех же англичан при случае спросить, а как вы с такими, воевали по-честному, а не как подобает, с бешеными псами?
Флотские сказали, что четыреста метров чистого пространства гарантируют, но мы же впереди, значит двести. Ну-ка, старшина, не отставай! Со мной, старшина первой статьи Сидоренко - отстаёт он всегда. Жрать хочется, даже сейчас. Как мы вчера на фрицевском складе станционном тут, во Мге, шоколад французский оприходовали – вкусный, после сухарей. Всю Европу ограбили – а нам лишь надежда на себя. Ничего – и за это спросим. Не впервой. Мне самую первую медаль, "За отвагу", в сороковом еще дали, за дот "Мильонный" у Маннергейма. Сейчас надо подорвать два дота и предмостник на железнодорожном мосту.
Хорошо, что снега нет. Вот только камни насыпи мешают – посыпятся, услышат! На ухо прилепили какую-то блямбу, слышу дыхание их старшого - ровное, даже не запыхался. Часовой ходит, вижу! Ста метров не будет. Падает вдруг – на спину. Готов?
Команда: "Чисто! Вперёд!". Страшно, но приходится вставать и бежать к доту. Открываю заранее приготовленный ящик и аккуратно ставлю его у дымовой трубы дота. Жду, когда отработают хлопцы на предмостнике, затем так же не дыша опускаю два заряда по пять кило в каждый вентиляционный ход, на трубе печки креплю ниткой еще три кило и взрыватель с детонирующим шнуром и замедлителем. Немцы уже спят и почти не топят. Еще одну мину, секретную, на неизвлекаемость у самой амбразуры. Остальное укладываю возле входа - и вниз по насыпи, быстро! Обратно - уже проверенным путём, и без груза, просто в радость. Только пересекаем линию передних постов, раздаются три сильных взрыва, и потом ещё два спустя доли секунды. Потом грохот обрушившегося моста. Всё! Сработали! И без потерь!
Кюхлер «Записки солдата». (альт-история)
..из-за ужасных русских дорог и бесчинства лесных бандитов, 18 армия по сути была как в окружении. Уже 27 ноября был отдан приказ об ограничении расхода боеприпасов – которые бои у Келколова и перед Любанью поглощали в огромных количествах. На повторение Демянска рассчитывать не приходилось – практически вся свободная транспортная авиация Рейха перебрасывалась под Сталинград.
Наступление русских на Ульяновку, как на единственный транспортный узел, через который проходили ВСЕ пути снабжения 18 армии, казалось чрезвычайно опасным, несмотря на крайне ограниченное поначалу продвижение русской 55 армии, Мы никак не могли его игнорировать – и были вынуждены уже 28-го предпринять ответные действия, что серьезно ослабило наше наступление на Келколово и Мгу. А это было недопустимо – поскольку XXVI и XXVIII корпуса уже задыхались без снабжения. И если к последнему еще можно было попытаться, с огромными усилиями, проложить через леса и болота проезжую дорогу от Ульяновки к Погостью (как коридор у Демянска), то XXVI корпус, фактически отрезанный на берегу Ладожского озера, спасти можно, лишь проведя деблокирующую операцию. А на это не хватало сил!
Мной, как командующим ГА «Север», был направлен доклад в Берлин, где отчетливо прозвучало – если не будут срочно присланы подкрепления, будет катастрофа.
Проклятый Сталинград! В прошлом году – лишняя дивизия, переброшенная из Крыма или Франции, с легкостью парировала бы любую угрозу. Теперь же нам пришлось обороняться – и русские это сразу почувствовали. И с невероятным азиатским коварством создали парадоксальную ситуацию, когда в ИХ наступлении, НАМ приходилось нести тяжелые потери в атаках на непрошибаемую оборону. Арбузово и Келколово стали кладбищем для сотен и тысяч германских солдат. Сейчас меня обвиняют, отчего я не приказал своей властью прекратить атаки в первом пункте, собрав все силы во втором. Взгляните на карту – где была ближе цель? Успешный прорыв вдоль течения Невы сразу отрезал весь русский плацдарм, приговаривая всю русскую группировку на левом берегу к полному уничтожению, в то время как даже отбросив русских от Келколова и Мги, пришлось бы после повернуть на север, и снова прорывать русский фронт, соединившийся в Синявино, на наших же бывших позициях!
Все было напрасно. Возле Арбузова пятая горнострелковая буквально ложилась костьми, сметаемая ураганом огня с правого берега. Откуда у русских столько боеприпасов – в осажденном городе? Мы, формально связанные железной дорогой с Рейхом, не могли позволить себе такого. И положение с транспортом становилось катастрофическим. Охранные части не справлялись – лесные бандиты обнаглели настолько, что сами стали уничтожать целые взводы и роты, посланные на их поимку. Дошло до того, что нам приходилось оборудовать вдоль полотна железных дорог, в наиболее угрожаемых местах, настоящие укрепления, сплошную полосу обороны, как на фронте – и конечно, выделять войска, которых уже не хватало.
Ранее мы могли полагаться на превосходство в управлении войсками. Но русские и тут нашли азиатский выход – не пытаясь обогнать нас в этом, они массированно вмешивались в эфире – что особенно сказывалось на взаимодействии с люфтваффе (отмечены случаи бомбежки своих войск). Причем не ограничиваясь простым глушением, а также расшифровкой (неоднократно оказывалось, что русские были в курсе наших планов), пеленгацией (также были случаи, когда наши замаскированные штабы или узлы связи подвергались внезапному обстрелу или налету штурмовиков), русские широко практиковали, на нашей волне, отдачу ложных, или передачу наших искаженных приказов. Смена шифров помогала слабо, телефонные линии резали бандиты, убивали связистов. Дошло до того, что приходилось наиболее важные депеши отправлять с посыльным – на «Шторьхе», или под сильной охраной. При этом были случаи, когда связные самолет подвергались обстрелу бандитов – над номинально нашей территорией! И выделить дивизию, чтобы прочесать все эти леса, истребив бандитов, в данное время не представлялось возможным.
Также, в тех условиях оказалось неудачным сама «размерность» войск – меньшее число дивизий при большей их штатной численности, в сравнении с русскими, влекло необходимость их дробления при «затыкании дыр» (например, 223 пд, имея основные силы у Поречья, выделила два батальона в Ульяновку) – и это использование отдельных полков и даже батальонов в составе не своих соединений, а неких сборных «групп», заведомо менее эффективных и трудно управляемых, было характерным для 18 армии в этой битве, особенно на завершающем ее этапе.
Невероятно – но русские возле Ульянки медленно, но верно продвигались вперед! И никаких массированных атак, тактика их теперь была похожа на ту, что применяли мы в конце той войны на Западном фронте. При этом у них явно не было недостатка в боеприпасах (как минимум, для минометов), а каждую ночь на наши позиции лился огненный дождь, не давая спать - что сильно изматывало; заменить же войска свежими было нельзя. Больше того – управляемость и маневр резервами германских войск стал здесь играть отрицательную роль! Я имею в виду случаи, когда переброска батальонов в зависимости от тактической ситуации между Ульяновкой и Келколовым, не только вел к перемешиванию дивизий и даже полков, но и к тому, что подразделения просто не успевали вмешаться, ни тут, ни там – учитывая отвратительные дороги, налеты русской авиации, и диверсии бандитов.
29 ноября я послал в ОКХ второй доклад - если ГА «Север» немедленно не получит помощи, катастрофы не избежать! Ответа я не получил – все внимание нашего гениального фюрера было обращено на кризис под Сталинградом.
Тогда же, 29 ноября, в 18 армии были впервые урезаны суточные расходы продовольствия. Одновременная диверсия бандитов на Варшавской (в районе Толмачева) и Витебской (район Чащи) ветках, наряду с взрывом эшелона с боеприпасами на станции Ульяновка от русского авианалета и исчерпанием наличных запасов после недели боев – все это вызвало по-настоящему серьезный кризис. Как сообщил Линдеманн, впервые в войсках отмечено заметное падение боевого духа и разговоры, что «будет, как на Волге».
30 ноября следует приказ «сократить линию фронта» - в той обстановке, в общем здравый. Рабочий поселок 5 был все еще в наших руках – что давало какой-то шанс для 170 и 227 пд прорваться на юг, к Михайловскому. Но если 227 пд сумела отойти к пятому поселку без проблем, то 170 пд, должная отступить из Шлиссельбурга и укрепрайона Пыльная Мельница, подверглась внезапной атаке с участием танков КВ, и практически распалась (после боев 24-25 ноября она имела значительный некомплект в людях и вооружении). Наверное, самым верным было бы бросить 170 дивизию и спасать что осталось – но германский воин своих не бросает!
Остановка русского наступления на Ульяновку было принято за то, что они наконец выдохлись. В то же время, главная полоса нашей обороны была во многом не тронута. Линдеманн не мог смотреть, как гибнут боевые товарищи – также он помнил о приказе фюрера, угрожавшем суровой карой, если блокада Петербурга будет прорвана русскими – пока наши войска были у Ладоги, хотя бы видимость ее сохранялась. Лишь этим можно объяснить его приказ, снять значительные силы из-под Ульяновки и перебросить их на Келколово, гарантировать прорыв.
Русские были в курсе. Шпионаж, или радиоперехват – мы не узнаем этого никогда. Но после того как войска завершили передислокацию, сначала лесные бандиты взорвали железнодорожный путь – причем на этот раз не бежали в лес, а заняв оборону, держались до последнего, пока другая их часть разрушала пути дальше. Причем одновременно бандиты опять совершили многочисленные диверсии на других линиях – в результате чего Ульяновка оказалась отрезана, в течение суток усилить обороняющиеся войска было невозможно.
И тут же русские возобновили там наступление с еще большей силой, одновременно с массированным авианалетом на железнодорожный узел. Главную линию обороны буквально залили огненной смесью, не оставив в живых никого. Как и у Синявино, тяжелые русские танки подходили к амбразурам дотов и огнеметами выжигали гарнизон. Командир дивизии СС «Полицай» поставил в строй всех, кто мог держать оружие, из тыловых служб – но их самопожертвование было напрасным. Ульяновка была взята русскими, успевшими еще за сутки, до подхода германских войск организовать там оборону. Снова, в ИХ наступлении, атаковать должны были МЫ!
На карте образовался «слоеный пирог». Остатки 170 и 227 пд между Синявинскими высотами и Ладогой – раз. Остатки 5гсд, 223, 96 и 1пд, 4 дивизии СС «Полицай» и танкового батальона вместе с командиром 18-й армии Линдеманом на участке Ульяновка-Мга – два. Наконец XXVIII корпус с перекрытой «дорогой жизни» с севера, но ТЕОРЕТИЧЕСКИ имеющий шанс уйти через Новгородский ж\д узел – два с половиной. Спасти северную группировку уже невозможно было в принципе, ей оставалось лишь подороже продать свою жизнь, пока другие «полтора котла» всеми силами идут на прорыв. Шанс был – сначала XXVIII корпус и группа Линдеманна встречными ударами выбивают русских из Мги, а затем, соединившись, пробиваются через Ульяновку. По крайней мере, стоило попытаться.
Но 2 декабря ГА «Север» получает категорический приказ из Берлина – НИ ШАГУ НАЗАД! Весь мир смотрит на нас – германский солдат не отступает! Удерживать позиции любыми средствами! Подкреплений однако, прислано не было – лишь несколько маршевых батальонов, в пополнение текущих потерь, в дивизию «Полицай».
Это решение, абсолютно правильное для северной группировки, было прямо губительным для двух остальных. «Северные» сдались первыми, уже 2 декабря, когда морозы опускаются до -15. Затем 7 декабря XXVIII корпус начал отступление через леса, без дорог, бросая технику, к Новгороду дошло меньше половины, обмороженных, потерявших все тяжелое вооружение. Линдеман держался дольше всех, капитулировав лишь 24 декабря. Что, в свою очередь, подтолкнуло нашего безумного ефрейтора дать сталинградскому сидельцу жезл фельдмаршала, правда с «неожиданными» последствиями…
Говоров Л.А. На ленинградском фронте. Л., 1970 (альт-история)
До сих пор неизвестно, КАК был принят этот план операции «Искра». Сейчас лишь военные историки знают, что он самый первый вариант под этим названием не имел с реально осуществленным ничего общего. Это был простой удар по кратчайшему пути, вдоль берега Ладожского озера - самый короткий, но проходящий по предельно неудобной местности, простреливающейся с господствующих над нею Синявинских высот. Очень может быть, что и он увенчался бы успехом – гораздо более скромным, но оплаченным много большей нашей кровью.
Именно поэтому он был отвергнут Ставкой. Тогда был разработан второй вариант, отличающийся от него лишь нанесением «вспомогательного» удара в направлении Синявино, чтобы связать немецкие резервы, и второй такой же «вспомогательный» удар от Ивановской на Арбузово. План был возвращен из Москвы, с одной лишь доработкой. Удар от Ивановской должен был наноситься не на восток, а на юг, на Ульяновку – и произойти не в первый день операции, а в момент кризиса боев на «выступе».
Мы видим, что стало в итоге. «Вспомогательный» удар на Синявино неожиданно приобрел решающую роль, «главный» же удар через непроходимые приладожские торфяники не понадобился вовсе, а второй «вспомогательный» по сути решил исход битвы. И несомненная заслуга штаба Ленинградского фронта, в умении своевременно увидеть изменение обстановки, и воспользоваться этим.
Но до сего дня неизвестно, кто был автором того последнего штриха, который превратил малоудачный план в шедевр военного искусства.
Последний раз редактировалось
Влад Савин 20.01.2012, 21:11, всего редактировалось 1 раз.
Vlad1302