Балтийская рапсодия

[Звёзды Светят]

А как на счёт кирзовых сапог?

Смогут ли попаданцы наладить производство кирзы?

[Medved_]

Смогут ли попаданцы наладить производство кирзы?

Даже если обратиться к Вики, то, вроде, ничего такого сложного (при замене искусственного каучука) не должно быть...

[вованд]

Кирза- это что, первая необходимость для попаданцев? Уже не о чем говорить? Уже шлюхи пролезли в ГГ. А вообще то война идет, надо определяться с местом жительства и способом восстановления убыли снарядов и топлива.
Мое предложение от #156 вованд » 23.02.2016, 22:10 вдруг получило продолжение, но не в ту сторону, правда, а к американке.

[Road Warrior]

16 (4) августа 1854 года. Великое княжество Финляндское. Свеаборгская крепость
Капитан Васильев Евгений Михайлович.

В Гельсингфорс мы прибыли утром. Дорога, как нас предупреждал император, была даже для наших восьмиколесных машин довольно сложная. Дважды, обследовав хлипкие мосты через небольшие речки, мы с Ваней Копыловым и Николаем I, посовещавшись, решали не рисковать, и форсировать вплавь эти речки. Приходилось посылать наших ребят подыскать подходящее место для переправы.

Николай хмурился, и делал какие-то пометки карандашом на карте. Похоже, что по прибытию в Гельсингфорс, кое-кого из чиновников, заведующих коммуникациями в Великом княжестве Финляндском, ждет изрядная нахлобучка.

Со всеми этими дорожными хлопотами мы провозились до самого вечера. Поняв, что до темноты наши машины не успеют добраться до Гельсингфорса, было решено заночевать в первом же придорожном финском хуторе, а с утра снова отправиться в путь. Но император, имевший опыт в подобного рода путешествиях, заявил, что лучше переночевать в палатке на охапке сена, чем в домах чухонских крестьян, где тесно, а полчища блох не дадут нормально выспаться.

Мы послушались его совета. Увидев на обочине дороги стог сена и полянку, на которой можно было разбить пару палаток, я крикнул в открытый люк Ване Копылову, чтобы он дал команду остановиться. Мы спрыгнули на землю, и осмотрели полянку. Решив, что место вполне подходящее для бивака, майор приказал морпехам принести палатки, хранившиеся в одном из бэтеров, а нашему нештатному повару сержанту Нечипоренко позаботиться об ужине. Последний раз мы ели горячее еще в Ораниeнбауме, а в дороге лишь заморили червячка галетами из сухпая.

Гена Нечипоренко, здоровенный и добродушный хохол, взяв себе в помощь еще двух морпехов, занялся приготовлением пищи, а мы с Николаем обошли полянку, разминая немного затекшие ноги, и негромко переговариваясь. Императора заботило положение дел в Свеаборге и Гельсингфорсе. В начале лета, когда флот адмирала Непира уже был в Финском заливе, сын Николая, великий князь Константин, и, по совместительству, управляющий Морским министерством, получил анонимное письмо, в котором говорилось, что «ежели неприятель пожелает занять Гельсингфорс и Свеаборг, то может совершить это в 24 часа». Встревоженный великий князь Константин передал это письмо отцу.

Император вызвал к себе флигель-адъютантов Аркаса и Герштенцвейга, и приказал им немедленно отправиться в Гельсингфорс, и проверить – соответствует ли все изложенное в письме действительности. Осмотр Гельсингфорса и Свеаборга дал неутешительные результаты. Береговые батареи были расположены так нелепо, что, по словам донесения Аркаса, «нельзя было не удивляться, для чего затрачивались громадные деньги на сооружение их». Оба ревизора, как следовало из их донесения, «поражались негодностью и дурным состоянием всего вооружения».

Николай предпринял срочные меры для того, чтобы привести укрепления в надлежащий вид. Но на первых порах дело шло ни шатко ни валко. Прибывший в Свеаборг, вскоре после Аркаса, адмирал Матюшкин прямо заявил: «Трудно недостроенную крепость, оставленную без всякого внимания более сорока лет, привести в продолжение нескольких зимних месяцев в столь надежный образ, чтобы флот наш находился вне опасности от нападения неприятеля». В качестве примера адмирал Матюшкин првел случай, произошедший в Гельсингфорсе. Пробная стрельба из орудий привела к тому, что обрушилась стена Густавсвердских укреплений уже после седьмого выстрела из орудия, стоявшего на этой стене.

Николай вспомнил, что после полученного от него разгона местные власти и командование забегало, и о медленности, на которую жаловался в самом начале адмирал Аркас, словно и не было. Рядом со старой крепостью за считанные месяцы выросла новая.

Я поинтересовался у императора – каковы силы флота и армии, обороняющие Свеаборг. Достаточно ли их, чтобы вступить в бой с противником?
– Еще в октябре 1853 года, – сказал Николай, всем судам, стоявшим в Ревеле, было велено перейти в Свеаборг. Одновременно стали устанавливать батареи на Красной горке. – Император усмехнулся, – Балтийские моряки даже обиделись по этому поводу. Граф Гейден как-то даже сказал: «Мне кажется, это лишние издержки. Имея в Балтике двадцать шесть кораблей, кажется, можно держать Финский залив безопасным от нападения. Разве считают наши корабли недостойными носить флаг русский? В таком случае лучше их не иметь».

Три дивизии – из них одна в Свеаборге – были сосредоточены и находились в полном вооружении на берегах Финского залива уже в начале октября 1853 года в ожидании развития событий.

После ужина, я продолжил разговор с Николаем. К нам присоединился и Ваня Копылов, которому было весьма интересно разобраться во взаимоотношениях между высшей властью в Империи с командованием армии и флота. В разговоре прозвучало имя светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова, правнука всесильного фаворита императора Петра I, генерал-губернатора Финляндии (кстати, так ни разу не посетившего подведомственную ему территорию) и морского министра, к флоту не имеющего никакого отношения. В данный момент князь Меншиков находился в Крыму, где в нашей истории он проявил себя не самым лучшим образом. Злые языки даже переиначили его фамилию на «Изменщиков», хотя, конечно, изменником князь не был. Просто он был явно не на своем месте.
– Господа, – с горечью сказал нам Николай, – я прекрасно знаю, что князь Меншиков плохо разбирается во флотских делах. Но он умный человек и хороший дипломат. Некоторые в Петербурге и Кронштадте договорились до того, что, дескать, «Меншиков погубил флот». Но это не так, и наш флот еще послужит России.

Балтийский флот, во время высочайшего смотра в Кронштадте, который я провел в апреле 1854 года, выглядел весьма внушительно. Налицо было, – тут император на мгновение задумался, напряг свою феноменальную память, и стал перечислять: семнадцать линейных кораблей, десять фрегатов и пароходо-фрегатов. Орудий на этих судах было 1476. Общее число экипажа было: 11 адмиралов, 503 офицера, 16 119 нижних чинов. Кроме того, в Кронштадте был налицо еще так называемый «блокшифный отряд», состоявший из трех линейных кораблей, трех фрегатов, одного корвета и пяти пароходов. В общем этот отряд имел 384 орудия и экипаж в 2335 человек при одном адмирале и 92 офицерах.

Наконец, в Кронштадте была гребная флотилия, имевшая в общей сложности тридцать две канонерских лодки, одно бомбардирское судно, два парохода и два бота: в общем 67 орудий и команду в 1513 человек, при 39 офицерах.

– А сколько кораблей находится в Свеаборге? – поинтересовался я.

Николай, видимо понимая, что мой вопрос не вызван праздным любопытством, ответил, – В Свеаборге стоит эскадра под начальством вице-адмирала Василия Ивановича Румянцева, в составе шести линейных кораблей и одного фрегата. Наш «шхерный флот», состоящий из кораблей, предназначенных для действия в узостях и на мелководьях финских шхер, мешает свободе действий британского флота. И он тоже, в случае нужды, примет участие в сражении.

Наш увлекательный разговор мог бы продолжаться до бесконечности, но Ваня Копылов, демонстративно поглядывающий на свои «командирские» часы со светящимися стрелками, наконец, набрался наглости, и предложил мне и императору отдохнуть перед трудным днем. Николай нехотя согласился.

Наскоро позавтракав утром, мы снова погрузились в бронетранспортеры, и отправились в путь. К полудню мы подъехали к Гельсингфорсу. Трудно описать удивление вице-адмирала Румянцева, который примчался на окраину города, получив донесение от патрулировавших окрестности казаков о появлении удивительных самодвижущих повозок, в одном из приехавших на этих повозках людей, самого самодержца, императора Николая Павловича!

Царь, довольный впечатлением, которое он произвел на адмирала, жестом остановил его доклад, и предложил организовать переправу в Свеаборг боевых повозок, на которых он прибыл сюда. А о делах поговорить уже потом.

И вот мы уже в Свеаборге – одной из главных баз российского флота на Балтике. Здесь император решил созвать совещание, в котором приняло бы участие командование 3-й флотской дивизией, которой командовал вице-адмирал Румянцев. Пока те, кто был приглашен на это совещание, собирались, мы с Ваней Копыловым приказал развернуть антенны на «Кушетке», и установить связь с эскадрой Кольцова.

[Road Warrior]

16 (4) августа 1854 года. БДК «Королев».
Юрий Иванович Черников, председатель медиахолдинга «Голос эскадры»

–  Ну вот, вроде, и все, – подумал я. – С Сан-Хуаном поговорили – классный, кстати, мужик оказался, чем-то напомнил меня в молодости... С Кольцовым интервью будет, но чуть позже – каперанг, конечно, спит и видит, как пустить все дела на самотек и в охотку поболтать с великим светочем журналистики в моем лице... Передачей уже занимаются мои (и Колины) ребята – материала у меня набралось довольно много. Статьи для завтрашнего выпуска я напишу вечером – так я обычно и делал, когда работал в газетах, ведь журналистика – как дорогое вино, статье нужно чуть полежать в прохладном подвале моего ума, чтобы заблистать всеми гранями – ну, или как там у меня получится. Впрочем, план будущих статей уже в моем компьютере, и, как всегда, копия на флешке – так сказать, на всякий пожарный случай.

 Меня поразило то, как работает Коля. Вроде и не интервью у него (если не на камеру), а так, дружеские беседы. Но то, что он написал про Шеншина – весьма и весьма неплохо. Шеншин у него получился как живой, а статья – весьма увлекательной. Его б чуть поднатаскать, и он станет очень неплохим журналистом.

 А вот наша Лизонька в последнее время начала выкидывать фортель за фортелем. После того, как она в начале нашей совместной работы попыталась меня соблазнить (пришла в коротеньком платьице без лифчика, склонилась над моим письменным столом, и чуть ли не открытым текстом предложила свои сексуальные услуги), я ей сказал, что жене не изменяю (что на самом деле так – иначе зачем вообще тогда жениться?) И добавил, что то, что она делает в амурном плане вне работы, меня не интересует (доброхоты мне успели уже рассказать и про то, каким именно образом она оказалась у меня в группе, и даже про то, как она кувыркалась со своей тезкой, Елизаветой Марголис); но я ее попросил, чтобы в рабочее время, а также с коллегами по группе, на это не было даже намека. И, как ни странно, с тех пор она строго следовала этому правилу – и была далеко не самым плохим ассистентом. А в последнее время началось что-то не то.

Вот, например, сейчас. Я сходил, договорился, чтобы ее пустили к этой Мейбел. Прихожу, говорю ей, мол, можешь приступать. А она уселась, томно курит уже третью тоненькую дамскую сигарету с надписью «Vogue», и не выказывает никакого намерения заниматься делом.

Я подошел к ней и говорю:

– Лизонька, ступай, пора!

– Ты знаешь, Юра, может, на этот раз обойдешься без меня? У меня, знаешь, дела начались. Плохо себя чувствую.

Так-так, подумал я. – Никогда еще Лиза не увиливала от работы под предлогом «критических дней». Тем более, что, прожив с тремя женщинами (женой и обеими дочерьми) уже достаточно много лет, я мог определить достаточно точно, когда у кого «это время месяца». И я был уверен, что месячные у Лизы кончились еще перед началом командировки. Тем более что все фазы – и предменструальный синдром с его раздражительностью, и сами «дни» – были тогда в наличии. Так что врет она, судя по всему, считает это интервью ниже своего достоинства. Но что с ней делать? Не заставлять же ее. Можно, конечно, отчислить из нашего «холдинга» – но журналистов здесь практически нет, а люди будут нужны. Мы с Колей на пару со всеми нашими делами не справимся, даже если будем вкалывать, как папа Карло, по двадцать четыре часа в сутки...

Не успел я про себя помянуть Николай Максимыча, как открылась дверь, и вот он, собственной персоной, стоит на пороге...

– Юр, привет. Поговорил я с Джеймсом Катбертом. Увы, интервью прекратили врачи, прежде чем оно успело еще только начаться.

Лиза подняла голову и ехидно сказала:

– Так у тебя же там вроде подруга...

– Мы с ней просто друзья, – спокойно произнес Николай, – не более того.

Лиза заулыбалась, словно выиграла миллион в лотерею.

А Коля, то ли не заметил, то ли не счел нужным отвечать на ее подколку, и невозмутимо продолжал:

– Так что, не будь я с ней знаком, она меня вообще бы на порог санчасти не пустила. Так вот. Человеком Джеймс оказался интересным, кое-что мне рассказал. Он, кстати, оказался южанином, русские ему и раньше нравились – болел за нас. А теперь и вовсе нам благодарен за свое спасение и особенно спасение сестры. Думаю вернуться к нему завтра или послезавтра. Эх, как же не хватает мобильной связи, чтобы хоть узнать, когда будет можно с ним еще раз поговорить, да и с этим… Черчиллем… тоже хотелось бы пообщаться... Придется еще раз, а то и несколько, смотаться на «Смольный». Кстати, как у тебя с Сан-Хуаном прошло?

– Да все нормально, Лиза тебе подготовит флешку со всеми нашими материалами и с видеозаписями. Давай вечером устроим заседание редколлегии. Или завтра с утра.

Коля кивнул, и неожиданно спросил:

– А что, кстати, с сестрой Катберта?

Я замялся.

– Коль, а что если ты с ней поговоришь? А то Лиза... эээ... себя плохо чувствует. – Ну не умею я сдавать своих.

Коля улыбнулся.

– Ты знаешь, мисс Катберт южанка, я для нее янки. Конечно, «Войны Северной агрессии» в этом мире еще не было... Но все равно, южане могут нам предъявить вот такущий счет – и он, словно заправский рыбак, показывающий размеры пойманной щуки, расставил руки как можно шире. – И далеко не все там будет преувеличено, в отличие от аналогичных счетов от прибалтов. Есть вероятность, что она меня встретит в штыки.

– «Война Северной агрессии»... Ты что, за Юг, что ли? – я обалдело посмотрел на Колю. – Ты же вроде из-под Нью-Йорка...

– Был у меня учитель истории в школе, – сказал Коля, – он не поддерживал Юг в той войне, он всего лишь показывал нам обе точки зрения. И я тогда к своему удивлению понял, что прав был именно Юг.

– Вот ты ей это и скажешь, коль найдет коса на камень...

– Ладно, – кивнул Коля. – А заодно передам ей привет от брата.

[Road Warrior]

Ребят, к хронологии - всё, относящееся к битве у Бомарзунда, происходило 15, 16 пока только последняя прода с Николаем (потому как они ночевали по дороге в Гельсингфорс).

Прошу прощения.

А теперь - ещё одна прода ;)

Добавлено спустя 13 минут 5 секунд:
15 (3) августа 1854 года, Учебный корабль «Смольный». Неподалеку от Бомарзунда.
Капитан 1-го ранга Олег Дмитриевич Степаненко.

Я получил ЦУ от Дмитрия Николаевича Кольцова, командующего нашей эскадрой (по всеобщему согласию так стало называться объединение всех наших кораблей) провести собрание наших курсантов, чтобы узнать – есть ли среди них люди, которые знают не только то, чему их обучали в военно-морских учебных заведениях. Ведь, помимо теоретических и практических знаний, таких, как отправить на дно корабль противника, настроить радиоэлектронную аппаратуру, или определить координаты корабля не с помощью ГЛОНАСС (о нем можно теперь забыть навсегда), а с помощью секстанта и астролябии, многие курсанты обладали и другими полезными знаниями. Какими? А вот мы у них об этом и спросим.

По моей просьбе старший помощник «Смольного» Гена Рудаков собрал всех курсантов в самой большой учебной аудитории корабля. Народу набилось под завязку, многие стояли, но интерес к тому, что происходит вокруг «Смольного» оказался сильнее.

Кое-что наши курсанты уже знали. Бой с британским военным пароходом «Валорос» они видели своими глазами, а кое-кто даже успел поучаствовать. Удалось им полюбоваться и на пленных англичан. Мы, правда, решили изолировать их подальше от наших курсантов, чтобы те не замучили британцев своими расспросами.

По радиостанции нам стали известны некоторые подробности о происходящем в других местах Балтики. Хотя все и было весьма похоже на сюжет из фантастического роман-альтернативки, однако, факт оставался фактом – неведомо как мы оказались в 1854 году от Рождества Христова, и очутились в самом эпицентре боевых действий.

Сегодня утром я получил с «Королева» подробную информацию обо всем происходящем, и планы относительно нашего дальнейшего пребывания в XIX веке. Первым пунктом шел опрос курсантов. Чем я сейчас и займусь…

– Товарищи, – начал я, – я собрал вас здесь для того, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие – как некоторые из вас уже, вероятно, догадались, мы оказались в прошлом, а именно в 1854 году.

В помещении мгновенно воцарила такая тишина, что стало слышно даже жужжание какой-то очумелой мухи, залетевшей в аудиторию через открытый иллюминатор.

А потом тишина взорвалась! Все вдруг дружно загалдели и зашумели, да так, что у меня в ушах зазвенело. Но я терпеливо дождался момента, когда шум немного стих, и продолжил:

– Как и почему это произошло – сказал я, – никто толком объяснить не может. Догадок много, но как и что это было – пока загадка. Так что воспринимаем наше перемещение во времени как объективную реальность.

Далее, для тех, кто еще не забыл отечественную историю, напомню, тот знает, что мы угодили в довольно «веселое» время. На Балтике ведутся активные боевые действия – объединенная англо-французская эскадра обстреливает российские порты и прибрежные населенные пункты. С несколькими кораблями противника нам и нашим коллегам уже пришлось встретиться. Результат этих встреч для флота союзников оказался печальным. Как вы понимаете, мы легко сможем уничтожить все вражеские военные корабли, и обезопасить и Кронштадт, и Ригу, и Гельсингфорс.

А вот что мы будем делать потом? Я вижу, что этот вопрос чрезвычайно интересует всех здесь присутствующих. Меня он тоже интересует. Поэтому я хочу поговорить с вами о сей проблеме более подробо.

Прежде всего, мы продолжим помогать нашим предкам в их войне с Англией и Францией. Надеюсь, что по этому поводу возражений не возникнет?

Я обвел взглядом аудиторию, и с удовлетворением убедился в том, что никто из курсантов не попытался возразить мне, или еще каким-либо способом выразить свое неодобрение.

– Товарищ капитан 1-го ранга, – поднял руку один из курсантов, – разрешите обратиться? А мы, курсанты, сможем принять участие в боевых действиях? Мой отец раньше служил на Черном море, и много рассказывал мне об обороне Севастополя в Крымскую войну, об адмиралах Нахимове, Корнилове и Истомине. Мне стыдно будет, если мы отсидимся в тылу, и ничем не поможем севастопольцам…

Курсанты подняли галдеж, заявляя о своей готовности прямо сейчас, что называется, даже не переобувшись, отправиться бить англичан и французов…

Я жестом успокоил не на шутку развоевавшихся молодых людей, и продолжил:

– Вижу, что против оказания помощи нашим предкам у вас возражений нет. Только помощь – она бывает разная. Конечно, снаряд, который мы загнали в пороховой погреб английского пароходо-фрегата – это помощь ощутимая и реальная. Но скоро корабли союзников на Балтике закончатся, а до Севастополя нам добираться будет весьма затруднительно, учитывая отсутствие баз снабжения и нужного количества горючего.

Впрочем, кое-кто из вас может попасть в Крым. Только это тема уже другого разговора. А пока я остановлюсь на более простых и конкретных делах. Дело в том, что наше главное оружие находится не в артиллерийских погребах и пусковых контейнерах ракет. Оно находится в наших головах. И это оружие – наши знания. Вам это понятно?

– Да все понятно, товарищ капитан 1-го ранга, – сказал высокий светловолосый курсант, сидевший на стуле у открытого иллюминатора. – Мы готовы, вы только скажите нам – что делать-то?

– Скажу, обязательно скажу, – ответил я. – После этого совещания вы пойдете к себе в кубрики, возьмете лист бумаги, ручку, и будете вспоминать – что вы знали интересного в XXI веке, и кем вам довелось поработать до того, как вы поступили в военно-морские училища. Предупреждаю – ди-джеев и прочих халдеев и вышибал прошу не беспокоить. Хотя рецепты коктейлей, возможно, могут и пригодиться.

– Я, например, – сказал один курсант, – был до училища системным администратором. Но, интернет в XIX веке, как я понимаю, появится еще не скоро. Как мне быть?

– Насчет интернета, – не знаю, – ответил я, – но компы – это наше все. Кстати, чуть не забыл. Прошу провести ревизию на жестких дисках своих ноутбуков и прочих айфонов. И, если там имеются какие-нибудь интересные материалы, или скопированные книги и фильмы, то прошу их тоже указать в вашем опроснике. Бумажные книги тоже, кстати, надо будет указать. Учебники, словари, справочники – это то, что нам надо.

– А как насчет музыки, – спросил кто-то, – ее, что, снести, или оставить?

– Думаю, что спешить не надо, – ответил я, – хотя, некоторые композиции могут запросто привести в состояние полного обалдения здешних обитателей. Представьте, что будет с императором Николаем Павловичем, если он услышит «Рамштайн»?

Я услышал, как кто-то в углу хихикнул. Мои курсанты немного пошушукались, и вопросов о музыке больше не последовало. Зато один из курсантов, задал мне толковый вопрос.

– Товарищ капитан 1-го ранга, разрешите обратиться. Курсант Черников. – представился он. – У меня есть предложение. У многих курсантов есть в заначке разные лекарства. От головной боли, противопростудные, антибиотики. Я предлагаю сдать все имеющиеся на руках лекарства в санчасть. Антибиотики особенно ценны – в XIX веке о них даже не слышали. Следовательно, действовать они будут на непривычные к ним организмы здешних обитателей просто чудодейственно.

– Молодец, – похвалил я, – вы случайно не из числа прикомандированных к нам курсантов ВМА?

– Так точно, товарищ капитан 1-го ранга, – сказал курсант. – Нас направили на «Смольный» на стажировку. Я буду просить вашего ходатайства перед командующим эскадры о разрешении мне отправиться в Севастополь. Там будет Николай Иванович Пирогов, первые сестры милосердия. Моя специализация – военно-пoлевая хирургия. Думаю, что в осажденном Севастополе я смогу принести немалую пользу.

– Ну, Севастополь пока еще не осажден, – ответил я, – а вот с Николаем Ивановичем Пироговым вам, действительно, не мешало бы познакомиться поближе. Я доложу о вас капитану 1-го ранга Кольцову, и полагаю, что возражений с его стороны не последует.

В общем, так, товарищи курсанты. Даю вам срок до вечера. После ужина сдайте заполненные вами опросники моему старшему помощнику, капитану 2-го ранга Рудакову. Мы тщательно проанализируем их, и прикинем – на что вы способны, и какую пользу сможете принести родине. Похоже, что мы останемся в XIX веке надолго, если не навсегда. Перспективы, открывающиеся перед каждым из вас, блестящие. Надо только воспользоваться полученным вами шансом, и проявить себя.

Все, ступайте по кубрикам. Думаю, что вечером к нам поступит новая информация с нашего флагмана. Ее мы озвучим по корабельной трансляции.

[Road Warrior]

15 (3) августа 1854 года. Больничный кубрик на БДК «Королев».
Мейбел Эллисон Худ Катберт, пациентка.

Когда на черной коробке под названием TV побежали последние надписи, я не выдержала и заплакала. Мой мир обрушился целиком и полностью. Ведь было ясно, что «фильм» – так назвал эти живые картинки Алекс – был сделан в далеком будущем, и то, что там показывали, было для его авторов «делами давно минувших дней» – тем более что они об этом писали в начале и в конце «фильма». А еще там был указан и год, когда этот «фильм» был изготовлен – это был 1939 год. Вот так.

Возможных объяснений, как мне показалось, было всего два: или это сон, или же я каким-то образом попала в далекое будущее. На сон это похоже не было; мои сны никогда не бывали такими яркими, насыщенными и реалистичными. Но вторая версия казалась мне ещё более фантастической.

Помнится, в школе я читала рассказ Вашингтона Ирвинга «Рип ван Винкль». Рип засыпает еще в старые добрые времена, когда наша молодая республика была всего лишь нагромождением английских колоний, и просыпается через двадцать лет уже в новой стране. Конечно, это было не более чем сказка. Но и у меня возник провал в памяти – с момента, когда я упала обморок в шлюпке, и до момента, когда я проснулась обнаженной на столе у хирурга. Может, и я тоже долго спала – не менее восьмидесяти пяти лет?

То есть, вообразим на секунду, что я в будущем. Тогда понятны и люди, ведущие себя совсем не так, как это было принято в наше время, и черные прямоугольники TV, и коробочки с движущимися картинками – «фильмами», один из которых я имела удовольствие созерцать. В пользу этого аргумента говорит многое. Например, сама картинка Юга моего времени, точнее, конца нашей декады, не вполне похожа на то, что мы имеем на самом деле – где-то наивная, где-то слащавая...
Конечно, многие мои подруги и сокурсницы по Женским курсам точно такие же восторженные дуры, как Скарлетт О'Хара в самом начале «фильма». (Я несколько злорадно представила бы себе, что бы случилось, если бы эти дамы оказались здесь, в будущем; половина бы лежала в глубоком обмороке, а другая половина билась бы в истерике...) О'Хара, конечно, превратится в сильную женщину к концу «фильма», но какой ценой?

Но важнее другое. Через каких-нибудь семь лет после того момента, как я в последний раз увидела наше время, Юг восстал против новой тирании, но победило зло, и мою любимую родину растоптали те, кто в 1854 году нам улыбался и заверял нас, что мы – одна нация. Я никогда ничего не имела против янки, но теперь я их возненавидела! Сволочи, двуличные гады!!

Мою надломленную руку вдруг пронизала острая боль. Когда я очнулась, то обнаружила, что молочу кулаками по постели, изрыгая проклятия. Я схватила здоровой рукой зеркало с ручкой, которое принес мне Алекс, и посмотрела в него. Я увидела отвратительного вида фурию с опухшим, звероподобным лицом, яростным оскалом зубов и горящими глазами. Я даже успела не на шутку испугаться, пока мозг не подсказал мне, что это я, собственной персоной. А ведь я только что иронизировала над своими сокурсницами, которые, мол, будут биться в истерике, попав в мою ситуацию...

В дверь неожиданно постучали. Алекс, подумала я. Я посильнее укуталась в простыню, попыталась заставить себя поменять выражение лица на доброе и улыбчивое, после чего произнесла:

– Войдите!

Но вошел не Алекс, а незнакомый молодой человек лет примерно двадцати пяти или чуть более того. Высокий, спокойный, с улыбкой на лице. И от этой улыбки у меня почему-то екнуло сердце, а на душе стало тепло. Я вдруг представила себя в его объятиях. Это было так неприлично, что я тут же попыталась изгнать этот образ подальше – все-таки я порядочная южная девушка.

– Здравствуйте, – поздоровался он, произнося слова ярко выраженным северным акцентом. – Меня зовут Николас Домбровский, я журналист. Можете звать меня просто Ник.

От его акцента мой образ в его объятиях тут же куда-то сгинул. Я не представилась, как должна была бы сделать по правилам приличия, и ответила ему довольно холодно:

– Вы янки?

Человек, назвавшийся Николасом, улыбнулся еще шире (ух, змея гремучая, знаю я их улыбочки) и сказал:

– Скорее я «медноголовый» (copperhead).

Я посмотрела на него с недоумением, и он пояснил:

– То есть, северянин, который сочувствует югу. Термин этот, увы, пока еще здесь не очень в ходу. Но, я вообще-то русский. И пришел передать вам привет от вашего брата. Кстати, как выяснилось,мы учились с ним в одном университете.

Я не позволила себе оттаять ни на йоту. Янки соврет – недорого возьмет. Я лишь хмыкнула в ответ на его слова, и сказала:

– Что-то он мне ни о каких своих знакомых с такой сложной фамилией не рассказывал.

Этот странный янки увидел коробочку, в которой находился «фильм». Он внимательно посмотрел мне в глаза, и спросил:

– Мисс Катберт, вы видели этот фильм?

«Этот фильм?» – подумала я. – «Значит, есть и другие? » – Но произнесла совсем иное:

– Да, мне его дал посмотреть один симпатичный молодой человек. Он русский, в отличие от вас.

– Я, мисс, и правда родился около Нью-Йорка – но в русской семье. – ответил мне Николас, – Недавно я понял, что в первую очередь я – русский. Но вы правы – у вас есть причины не любить янки. Тем более, если вы посмотрели «Унесённые ветром».

«Змея – она и в будущем змея», – подумала я, – «так я тебе и поверила».
Но тут мне пришла мысль – вряд ли он мне соврет, если я у него спрошу, куда это я попала, и в каком году мы находимся.

– Мистер Домбровский, – спросила я, – тогда скажите мне – какой сейчас год?

– Тысяча восемьсот пятьдесят четвертый, – ответил мой собеседник.

– Тогда, почему этот фильм сделан в 1939 году, и почему речь там о нашем будущем? – я решила узнать от него всю правду. – Ответьте мне, хоть вы и янки – мы в 1939 году? Или в более позднем времени?

– Мисс Катберт, – сказал Домбровский. – Произошло нечто противоположное – наша эскадра попала из две тысяча пятнадцатого года в ваше время. И ничего из того, что показано в этом фильме, еще не случилось. Так что судьба Юга в наших с вами руках. И России тоже. Поверьте мне – я лично готов сделать все, чтобы того, что показано в фильме, не произошло. Хотите верьте, хотите нет. А если вас интересует, когда именно я учился в Принстонском университете – так назывался Колледж Нью-Джерси в наше время, то я вам отвечу, закончил я его сто пятьдесят четыре года тому вперед. Ну, или на пару месяцев поменьше... И за все то, что северяне сделали с Югом, хоть это и было более чем за сто двадцать лет до моего рождения, я прошу у вас прощения. Если хотите – на коленях.

И он, на самом деле, встал на колени передо мной и склонил голову.

Чуть помедлив, я протянула ему руку, которую он галантно поцеловал. Я решилась и представилась:

– Меня зовут, как вы, наверное, уже знаете, Мейбел Эллисон Худ Катберт. Давайте начнем нашу беседу сначала. Вы видели моего брата?

– Да, у него сломаны рука и нога, но врачи говорят, что с ним все будет нормально. Он передает вам привет.

– Мне сказали, что, кроме него, из экипажа яхты и ее пассажиров выжил один лишь Альфред Черчилль.

– Именно так. Его я не видел – мне сказали, что жизнь его вне опасности, но он еще под наркозом. Это – поспешно сказал он, увидев недоумение на моем лице, – то, что делают, чтобы человек заснул на время операции. Потом он просыпается, и все с ним нормально. Вам его, наверное, тоже делали...

– Не знаю, – я постаралась вспомнить – что со мной происходило после того, как ядро попало в яхту, – я проснулась, когда доктор со мной почти закончил. Но у меня то ли ушиб, но ли надлом руки, так сказал врач. И ещё... – тут я не выдержала и покраснела – корсет впился мне в паре мест в... – ну, вы, наверное, поняли.

Николас улыбнулся, и мне вдруг стало легко и спокойно. А в голове у меня неожиданно вдруг появился новый образ – мы с ним стоим в храме, он во фраке, я в белом подвенечном платье – таком, которое недавно вошло в моду с легкой руки английской королевы...

Перед отъездом в Англию, мама провела со мной одну из ее излюбленных бесед. Лейтмотив был такой – найди себе там жениха, причем бери любого. Когда я ее спросила, почему, она сказала: у тебя хоть и смазливое личико, но ты худая, как червяк, грудь маленькая, да и танцевать и музицировать не любишь, предпочитаешь не женские занятия – охоту и лошадей, на которых ты еще и ездишь в мужском седле. Здесь мы тебе еле-еле нашли хорошего жениха, а он возьми, и умри. Поэтому ты там попытайся поискать. Будь поженственней, может, кто и клюнет. И намекнула, что разрешение на брак мне дано заранее, «если, конечно, жених из хорошей семьи». А Джимми передаст потом родителям, что я замужем, и этого им будет достаточно.

Интересно, – вдруг подумала я, – как бы она отреагировала на русского, да еще и янки впридачу? А моя разыгравшаяся фантазия дорисовывала все новые и новые картины: я мечтательно произношу, «I do» («согласна») на заданный мне вопрос – согласна ли я стать женой Николаса... Эх, как там его фамилия...

И вдруг я вспомнила, как именно я выглядела совсем недавно в зеркале. Зачем ему нужна такая, как я? Русских женщин я еще не видела, но наверное они выглядят получше, чем я. У них и грудь, и таз правильных пропорций...

Я тряхнула головой, отгоняя от себя наваждение, и вдруг неожиданно для себя стала рассказывать Николасу о себе, о том, как я попала в Англию, о нашем путешествии, о том, что мы видели у Бомарзунда. И, наконец, о гибели яхты.

Ник – я впервые так назвала его про себя – посмотрел на меня и сказал:

– Мейбел, увы, я имел сомнительное счастье говорить с тем, кто приказал обстрелять вашу яхту. Мне очень жаль вашего кузена и прочих пассажиров и команду яхты. Русские не воюют с мирными людьми.

Тут открылась дверь – без стука, как я заметила – вошёл Алекс с подносом, на котором стояли какие-то тарелки, от которых весьма вкусно пахло. Увидев Ника, он строго сказал ему что-то по-русски.

Ник ответил ему по-английски:

– Алекс, прости, дружище. Надеюсь, что я не слишком утомил мисс Катберт. Мейбел, я тогда пойду, и как только смогу, передам вашему брату, что с вами все более или менее в порядке.

И тут я не выдержала. Я покраснела и сказала ему:

– Ник, приходите ко мне почаще, ладно?

Тот тоже покраснел (что меня весьма обрадовало!) и кивнул:

– Обязательно зайду, если, конечно, разрешат врачи – и он выразительно посмотрел на Алекса. Потом поклонился и вышел.

А мне в моем воспаленном воображении уже виделось, как священник говорит Нику: «You may now kiss the bride» («А теперь вы можете поцеловать невесту»...) Ник осторожно поднимает мою вуаль под аплодисменты гостей, и я впервые в жизни припадаю своими губами к губам мужчины. Я испуганно замерла – молодой девушке думать об этом до свадьбы было просто неприлично. Не иначе, как «фильм» так на меня подействовал.

Алекс взглянул на меня с тревогой:

– Мейбел, что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Вас обидел этот журналист?

– Да нет, Алекс, – я поспешила ответить ему, – все нормально. Он меня, наоборот, успокоил после вашего «фильма». Так что пускайте его ко мне почаще. А пока, дайте-ка я взгляну на то, чем вы меня будете кормить в этот раз...

[Соловейчик]

На измученных рабынь наши смотеть не будут

С чего это вдруг?

[вованд]

С чего это вдруг?

Потому, что в рабстве. Где знакомится и чем выкупать. А для дочек мещан, купцов, а тем более дворян, наши- голытьба, без рода и племени, без дома, работы и денег.
Автор увлекся частными случаями про шлюх и забыл о главном- что есть , когда запасы кончатся. В том смысле , что не решен вопрос с будущим обустройством. Да и война ещё идет, а тут все про американок.

[Road Warrior]

Народ, а вдруг у меня на них - далеко идущие планы?..

Да и что "без роду, без племени" - увидите.

[вованд]

у меня на них

На кого, шлюх или наших ребят?

[Road Warrior]

На кого, шлюх или наших ребят?

"Шлюха" у нас покамест ровно одна - ни Мейбел, ни Лена к ним не относятся, а других девушек мы ещё не наблюдали. Разве что великую княгиню, но её к этой категории ну уж никак нельзя причислить. Тем более, она была действительно великим человеком.

Так что, понятно, наших ребят.

[Road Warrior]

Неужели даже обычная моторная лодка, ну, или там катерок сообщения не пройдет?

А что, пройдёт. Или же, может, "Раптор".

[Road Warrior]

Народ, эта прода - чуть раньше, примерно между интервью с Домбровским и продой от Черникова.

15 (3) августа 1877 года. Ближе к вечеру. Борт БДК «Королев».
Капитан 1-го ранга Кольцов Дмитрий Иванович.

Отрапортовав императору о победе, и получив от него высочайшую благодарность и обещание щедрых наград, я закончил сеанс связи. Все это, конечно приятно, слов нет, но надо приступать к делам сугубо земным, прозаическим, но от того не менее важным.

Для начала стоило определиться с нашим дальнейшим базированием. Ведь после августа наступит сентябрь – то есть осень, а за ней придет и зима. Как известно, большая часть Балтийского моря ежегодно замерзает. В заливах и вдоль побережья Швеции в течение несколько месяцев стоит неподвижный лед толщиной до 75 см. По этому льду в былые времена русская армия с кавалерией и артиллерией добиралась до Стокгольма. То есть, на Аландах – если, конечно, мы выберем эти острова в качестве места для стоянки, что маловероятно – наша эскадра будет вынуждена ждать весны, в условиях, абсолютно неприспособленных для зимовки. Где будут жить экипажи, как снабжать корабли горючим для работы электрогенераторов? Словом, проблем будет до черта.

Остается только Либава. Местный порт зимой не замерзает, и оттуда всегда можно выйти в море, чтобы наказать тех, кто рискнет снова сунуться на Балтику. Правда, от Либавы рукой подать до границ Пруссии. Только эта держава сейчас России не противник. Воевать с ней в ближайшие лет десять-двадцать нам вряд ли придется. К тому же находится она далековато от Питера. Но тут уже выбора нет. Наш родной Калининград и Балтийск сейчас называется Кёнигсбергом и Пиллау. И принадлежат они не России, а той же Пруссии.

Поэтому, как только мы покончим на Балтике с англичанами и французами, надо будет направить квартирьеров в Либаву, чтобы они там подсуетились и прикинули – что надо будет сделать для того, чтобы наше пребывание там оказалось максимально комфортным. Ну, естественно, насколько это возможно в XIX веке. И согласовать с тамошними интендантами варианты поставок нам всего необходимого. Дороги в Курляндии относительно хорошие, и снабжение эскадры продуктами, а так же перевозку людей, можно легко наладить.

Теперь насчет нашего временного обустройства в Бомарзунде. Тут все гораздо сложнее. Для начала надо следует разобраться с англичанами и французами. Как с живыми, так и с мертвыми.

С последними проще – погода стоит летняя, жаркая, солнце палит нещадно. Потому, дабы на острове не начались эпидемии, я, согласовав это дело с генералом Бодиско, приказал задействовать пленных для рытья большой братской могилы. Но тут неожиданно заерепенились французы, заявившие нам, что их покойники должны быть похоронены отдельно от британских.

Так-так-так…Похоже, что между ними уже успела пробежать большая черная кошка. Как мне сообщили чуть позже, один пленный французский офицер рассказал капитану Сан-Хуану, что, во время перевозки десанта на британских кораблях из Франции на Балтику, англичане обращались с французскими солдатами, как с селедками в бочке, утрамбованными в нижних палубах британских кораблей, как с бессловесной скотиной. Дело чуть не дошло до бунта. Лишь общими усилиями адмирала Непира и генерала Барагэ д’Илье удалось тогда успокоить горячие головы, а зачинщиков недовольства запереть на несколько дней в корабельные карцеры. Да и здесь, на Бомарзунде, британцы свысока поглядывали на французов, и старались всю тяжелую и грязную работу – оборудование огневых позиций и работы в лагере – переложить на плечи союзников.

Нам, по большому счету, все равно – будут ли убитые британцы лежать отдельно, или их закопают вперемежку с французами. Но я сообщил об этом инциденте главе нашего медиахолдинга Юрию Черникову, чтобы он побеседовал с французами (желательно под телекамеру) и записал их рассказы о скотском поведении британцев. Надо воевать не только с помощью оружия, но и с помощью СМИ. Если найдутся журналисты с бойким пером – не обязательно российские – то из рассказов французов может получиться неплохая информационная бомба. Только не стоит пока о ней никому говорить – яичко дорого к Христову дню. Да и журналистов толковых надо еще найти.

О живых пленных тоже следовало позаботиться. На дворе времена стоят патриархальные, и с пленными здесь пока еще обходятся гуманно. Никого не расстреливают, ни морят голодом. Нельзя никого заставлять работать – ну, если только добровольно, или за деньги. Офицеров часто содержат в обычных домах или гостиницах, взяв с них лишь слово, что они не будут пытаться бежать. Солдат содержат в казармах, и от них требуют только соблюдения воинской дисциплины и чистоты.

Кстати, на юге у французов и британцев, расположившимся лагерем в Варне, сейчас вовсю бушует эпидемия холеры. Смертность просто огромная – не в каждом бою войска несут такие потери. Как рассказал тот же пленный француз, перед отплытием из Шербура на кораблях было выявлено несколько случаев заболевания холерой. Так что надо будет напрячь наших медиков, чтобы они внимательно осмотрели пленных на предмет выявления заразных заболеваний. А генерала Бодиско попросить, чтобы он отдал приказ оборудовать карантин для тех, у кого будут обнаружены симптомы холеры. В этом случае лучше подстраховаться.

Теперь о приятном – о захваченных нами трофеях. Знамена неприятеля мы по братски поделили с генералом Бодиско. Провиант мы большей часть отдали для питания пленных, а остальное взяли себе. Оружие и пушки нам не нужны – пунктов приема вторчермета поблизости еще не открыли.

Наши ребята внимательно осмотрели британские и французские корабли, которые стояли на якоре на рейде Бомарзунда. Повеселились они от души – особенно механики, увидевшие – что представляют собой паровые машины этих линкоров и фрегатов.

– Дмитрий Иванович, спросил один из них, докладывая мне о результатах осмотра, – как с ТАКИМИ машинами можно выходить в море? Это же бомба замедленного действия! Того и гляди – рванет, да так, что никому мало не покажется.

Но, для этого времени эти примитивные паровые машины были верхом совершенства. Подорванные и сожженые корабли, остатки которых перегородили проход в Лимпартское озеро, необходимо было куда-то девать. Иначе те корабли, которые были заблокированы в озере, и спустили флаги, просто не вывести в море. Но это дело, которым придется заняться чуть позже.

Спустившие же флаги и сдавшиеся на милость победителю, стоящие на рейде Бомарзунда, оказались вполне пригодными для дальнейшей эксплуатации. Только для их обслуживания надо будет дождаться команды из Риги или Кронштадта. У нас на эскадре лишних людей нет, да и вряд ли кто сможет управлять трофеями, или стрелять из их пушек. Совсем другой уровень…

Да, и еще. Местные жители рассказали нам, что часть французов после разгрома их лагеря разбежалась по здешним лесам, и прячутся там, ожидая, видимо, что придут войска их императора Наполеона, и прогонят русских. Мечтать об этом мы им запретить не можем, но плохо то, что беглецы в поисках еды начнут грабить островитян. Поэтому, я поручил капитану Сан-Хуану вместе с местными волонтерами прочесать леса, и отловить всех французов, драпанувших из лагеря. В случае сопротивления – уничтожать безо всякой жалости. А нескольких французских офицеров написали прокламации, в которых рассказывалось о сдаче десантного корпуса в плен, и о хорошем обращении русских с пленными. Во время прочесывания их развесят на деревьях, чтобы сумевшие ускользнуть от преследования – в чем я сомневаюсь – солдаты императора Наполеона III прочитали их и не совершали глупых поступков.

На сдавшихся английских кораблях, к нашему удивлению, мы обнаружили среди пленных десятка два пацанов в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Это были юнги. Я слышал, что немало голодных подростков из лондонских, плимутских и бристольских трущоб, чтобы не умереть с голоду, нанимались на службу в королевский флот. На кораблях они выполняли самую грязную работу, их все шпыняли и унижали.

И теперь я ума не приложу – что с ними делать? Содержать как пленных? – так ведь мы не британцы, которые в начале ХХ века загнали за колючую проволоку бурских детишек и их матерей. А если не содержать их со взрослыми – то тогда куда их девать? Опять для меня лишняя головная боль…

В общем, забот полон рот. Только теперь, столкнувшись со всеми подобными проблемами начинаешь уважать тыловиков, которые у нас на флоте были предметом постоянных шуток и подначек. А, оказывается, без них, мы как без рук. Придется «воспитывать бабу-ягу в своем коллективе». То есть, поискать среди офицеров и контракниктников толковых снабженцев, способных качественно организовать питание, обмундирование, содержание нескольких сотен человек. Надо посоветоваться с командирами кораблей. Может, они мне подскажут имена таких людей?

[Andrey_M11]

Остается только Либава. Местный порт зимой не замерзает

А в Либаве таки есть порт уже? Или его в начале 20-го века построили? А до того даже толком защищенной стоянки не было.
И насчет не замерзает... Это сейчас не замерзает, а тогда малость похолоднее было. Да, пик "малого оледенения" уже пршел - в самом конце 18-го века, но среднегодовые температуры куда как ниже сегодняшних (и даже столетней давности). Тогда, между прочим, Темза иногда замерзала.
Моя думай, лучше всего им зимовать в Питере, на Неве. Да, лёд, зато вокруг инфраструктура и кой-какая цивилизация. Оно важнее.

[Medved_]

А в Либаве таки есть порт уже? Или его в начале 20-го века построили?

1890-й, по-моему...

Добавлено спустя 13 минут 3 секунды:
Угу. Вот и - ВИКИ.

[Andrey_M11]

1890-й, по-моему...

С точки зрения попаданцев - однохренственно.
Вот так оно смотрится на карте Шуберта в 1873-м:

Лиман мелкий, чуть больше 2 м, и зимой замерзает.

[весельчак]

Либава один из лучших вариантов. Все равно местная инфраструктура для современных кораблей не подходит. А строить пусть и с ноля дешевле, чем перестраивать. Тем более, что место не пустое и дикое, а вполне развивающийся город, тем более имеющий торговый порт 1 класса.

[Road Warrior]

16 (4) августа 1854 года. Лондон. Букингемский дворец.
Королева Британии Виктория.

В дверь Зеленой гостиной королевского дворца деликатно постучали.

– Войдите, – сказала Виктория, оторвавшись от созерцания внутреннего двора своей резиденции.

В гостиную вошел Алан, пожилой дворецкий, привезенный Викторией из Холлирудского дворца в Шотландии. В этом году, королева уехала из Холлируда намного раньше, чем обычно. Ведь ее флот доблестно сражался с этими русскими-дикарями в далеком Балтийском море. Он должен был вернуться с победой, и Виктория, в ожидании его еще в конце июля отправилась в свою лондонскую резиденцию.

– Ваше величество, – низко поклонившись, произнес Алан, – сэр Джеймс Грэм со срочным донесением просит вас принять его. Прикажете впустить?

– Да, Алан, пусть войдет, – кивнула королева.

Первый лорд Адмиралтейства переступил порог гостиной, и низко поклонился Виктории.

– Здравствуйте, сэр Джеймс. Надеюсь, вы наконец-то принесли мне хорошие новости? – с надеждой спросила королева.

На кораблях Ее Величества в Балтийском море были почтовые голуби, взятые из Копенгагенского посольства. Выбор был сделан потому, что год назад британский телеграфный кабель был проложен из Голландии через Германию в Данию, и любые сообщения можно было теперь достаточно быстро переправить в Лондон.

– Ваше величество, – осторожно произнес первый лорд, – я получил кабель из нашего копенгагенского посольства. Но, увы, то, что я спешу вам сообщить, хорошими новостями назвать трудно...

Королева Виктория нахмурилась.

– Сэр Джеймс, – она резко повернулась к Грэму, – вы же в свое время пообещали мне, что мы вот-вот одержим победу у крепости, как ее… – королева заглянула в бумагу, лежавшую на столе перед нею – Бомарзунд. Неужели вы до сих пор не смогли взять эту недостроенную русскую крепость?

– Ваше величество, – осторожно, стараясь сохранить спокойствие, ответил первый лорд Адмиралтейства, – сегодня утром в наше посольство в Копенгагене прилетел почтовый голубь с донесением от адмирала Непира. Его нам переправили по телеграфу. К сожалению, сообщение пришло, как это часто бывает, в несколько искаженном виде. А так как оно было зашифровано в Копенгагене, то мы не смогли расшифровать все донесение полностью. А та его часть, которая подлежала дешифровке, увы, наводит на мысль о том, что далеко не все было передано правильно.

– Не томите меня, сэр Джеймс, – королева уже начала не на шутку сердиться, – Что именно вы смогли расшифровать?

– Адмирал Непир пишет, – сказал первый лорд, – что 15 августа у Бомарзунда взорвались пять кораблей – три наших и два французских. После этого появилось несколько русских железных кораблей, которые в свою очередь, метким пушечным огнем уничтожили еще… – с этого момента текст донесения не поддается дешифровке. Мы сумели прочитать лишь последнюю шифрованную группу. В ней речь идет о приказе адмирала Непира сдаться, и о его решении застрелиться, так как он не выполнил обещания, данного вашему величеству, за что он и просит у вас прощения.

– Что за ерунда? – голос королевы Виктория в этот момент был похож на шипенье разъяренной кобры. – Что за железные корабли?! Что за взрывы?! Этот ваш Непир что, совсем из ума выжил? Я ж вам говорила послать кого-нибудь помоложе, а вы настояли на этом Непире.

– Ваше величество, другой информации, увы, у нас нет. – сэр Джеймс развел руками. – Лорд Кларендон послал обратный кабель с требованием срочно переслать недостающие шифрованные группы и уточнить ситуацию. Надеемся, что в течение двух-трех часов мы получим ответ из Дании.

В дверь Зеленой гостиной опять постучали. Вошел все тот же Алан, и, поклонившись, сказал, – Ваше величество, лорд Кларендон просит принять его со срочным донесением.

– Пусть войдет, – кивнула Виктория.

Вошедший в гостиную лорд Кларендон почтительно склонился перед королевой, и произнес:

– Ваше величество, мы только что получили еще один кабель из Копенгагена. Этот дошел практически без лакун. Позавчера в Стокгольм пришла яхта лорда Шомберга Керра, сына маркиза Лотианского...

Виктория, не сдержав клокотавшую внутри нее ярость, перебила Кларендона:

– Милорд, я знаю, чьим сыном является этот молодой бездельник... Вы что-то начали говорить об известиях из Дании?

– Простите, ваше величество! – извинился Кларендон. – Так вот, они присутствовали и при всех этих взрывах. Очевидцы пишут про «Аустерлиц», «Леопард», и еще два наших корабля и один французский...

– «Леопард»?! – воскликнула королева, – да это один из наших лучших кораблей на Балтике! А «Аустерлиц» – лучший французский корабль!

– Именно так, ваше величество, – голос лорда Кларендона дрогнул. – Они видели и русские железные корабли без парусов, и то, как эти корабли – настоящие исчадия ада – за несколько минут уничтожили еще три вымпела эскадры, не понеся при этом никаких потерь. Русские стреляли с весьма дальнего расстояния. Лорд Керр не знает, какие именно корабли погибли, помимо «Геклы» – на ее борту служил его друг, лейтенант Джонсон, и она была хорошо ему знакома. После серии взрывов и гибели нескольких наших и французских кораблей, он увидел, как спускаются флаги на всех кораблях эскадры, которым посчастливилось уцелеть. Яхта лорда Керра спешно подняла паруса и ушла в Стокгольм. Но другой британской яхте не повезло – как она называлась – лорд не знает точно, но лорд Керр утверждает, что она была уничтожена выстрелами с орудийной батареи, находившейся на острове.

– Русской батареи, лорд Кларендон? – спросила королева, с ужасом слушающая рассказ о гибели кораблей ее флота.

– Нет, ваше величество, – развел руками Кларендон, – лорд Керр пишет, что это могли быть только французы. Как бы то ни было, на своей яхте лорд Керр ушел оттуда как можно быстрее, и он не знает, что там произошло дальше. Примерно тогда же из нашего посольства в Швеции был послан почтовый голубь из Стокгольма в Копенгаген.

– Вижу, – насмешливо произнесла Виктория – что голубиная почта у нас гораздо лучше справляется со своими обязанностями, чем наши адмиралы, командующие британской эскадрой на Балтике. Лорд Джеймс, вы пообещали мне, что там будут одержаны первые победы в этой войне. А вместо этого – разгром доброй половины нашей эскадры.

А ваши люди, лорд Кларендон, не сумели получить сведений о русских железных кораблях, обладающих огромным превосходством над нашими доблестными кораблями. Милорд, нас никак не радуют подобные неудачи вашего ведомства. Милорд Кларендон и сэр Джеймс, если вы не можете справиться с вашими обязанностями, то не лучше ли вам сменить сферу вашей деятельности? Лорд Кларендон, как вам нравиться должность почтового министра?

– Ваше величество, – произнес побледневший Кларендон, – я немедленно узнаю – что именно произошло под этим проклятым Бомарзундом. И в самом ближайшем времени я представлю вашему величество рекомендации по усовершенствованию моего ведомства. Полагаю, что и сэр Джеймс сможет начать действовать, получив эту информацию.

– Хорошо, джентльмены, – досадливо махнула рукой королева. – Не смею больше вас задерживать, идите и действуйте. Я очень надеюсь, что на этом плохие новости прекратятся. Да, и еще – Милорд Кларендон, – не могли бы вы сообщить моему брату императору Наполеону – слово «император» было произнесено Викторией так, что его можно было бы понять и как «сукин сын» – про гибель нашей объединенной эскадры. Особенно подчеркните тот момент, что все, что французы смогли сделать на первом этапе битвы за Балтику – это уничтожить одну из наших яхт...

[Соловейчик]

На сдавшихся английских кораблях, к нашему удивлению, мы обнаружили среди пленных десятка два пацанов в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Это были юнги. Я слышал, что немало голодных подростков из лондонских, плимутских и бристольских трущоб, чтобы не умереть с голоду, нанимались на службу в королевский флот. На кораблях они выполняли самую грязную работу, их все шпыняли и унижали.

Так-так...