#2433 Александр М. » 16.06.2013, 15:29
19 (6) февраля 1904 года, 00:35, Станция Танхой.
Министр путей сообщения Российской империи князь Хилков Михаил Иванович.
Сцепка мощных паровозов, тянущих тяжелый состав, приближаясь к станции, огласила окрестности громкими гудками. Желтоватый луч газокалильного фонаря рассек ночную тьму, высветив плавно кружащие в воздухе снежинки. С самого детства меня завораживал момент прибытия на станцию тяжелого поезда. Утробный гул, пронзительный гудок, постоянно замедляющийся лязг колес на стыках, и последний усталый выдох паровоза.
Так вот и сейчас состав накатывался на меня подобно замедляющейся горной лавине. Пронзительный визг тормозов, запах дыма и разогретой смазки. Сразу за тендером второго паровоза четырехосная платформа с чем-то громоздким, закутанным в покрытый изморосью парусиновый чехол. На платформе закутанный в башлык часовой с трехлинейкой с примкнутым штыком. Далее еще одна платформа, и еще и еще, потом теплушка «40 человек, 8 лошадей» с приоткрытой дверью, за которой толпились матросы, потом еще одна платформа с чем-то поменьше, и еще одна... На подножке классного вагона, прицепленного сразу за второй платформой, уже стоит морской офицер, готовый спрыгнуть на покрытый снегом перрон прямо на ходу. Постепенно замедляя ход, поезд движется уже со скоростью пешехода. Офицер прыгает и, пробежав немного, переходит на шаг. Паровоз выпустил облако пара и, оглушительно лязгнув сцепками вагонов, останавливается.
Офицер идет прямо ко мне, козыряя на ходу, – Ваше Сиятельство, князь Хилков? – ему сложно было ошибиться, ведь кроме нескольких железнодорожных рабочих, на перроне только я один из встречающих одетых в шинель со знаками Министерства путей сообщения и с красной подкладкой. А как иначе, полпервого ночи. Самое время для всяких тайных дел. Я киваю в ответ, – Да, это я. С кем имею честь?
– Прапорщик по адмиралтейству Морозов, Ваше Сиятельство. Со взводом матросов откомандирован для сопровождения литерного спецпоезда от команды крейсера «Паллада». Идемте Ваше Сиятельство, полковник Антонова и капитан 1-го ранга Эбергард ждут вас…
Я уже собрался было идти за ним, но обернулся на шум. За моей спиной из теплушки выскакивали матросы и солдаты непонятного для меня рода войск, в непривычно коротких полушубках. Цепь вооруженных людей без лишнего шума и разговоров быстро отсекала перрон от станции.
Сделав несколько шагов, и вспомнив то, что сказал мне прапорщик, я остановился, как вкопанный. Он сказал, что меня ждет «полковник Антонова и капитан 1-го ранга Эбергард». У них что, командует женщина?! Так и не придя в себя от изумления, я прошел в салон-вагон. Там было тесно, шумно и присутствовало всякого народа, в основном офицеры, как сказано в Святом Писании: «Семь пар чистых и две пары нечистых». Вся честная компания собралась вкруг у большого стола, и чего-то обсуждала, сразу и не поймешь чего.
– Господа, Его Сиятельство, министр путей сообщения князь Хилков Михаил Иванович, – громко произнес вошедший в салон-вагон облепленный мокрым снегом прапорщик. Все присутствующие повернулись в нашу сторону. Там был жандармский ротмистр и трое штатских, довольно миловидная чернявая девица, молодая женщина постарше, и серьезный мужчина в возрасте выше среднего. Остальные, как я уже и сказал, были офицерами, армейскими или флотскими. Полковник Антонова хоть и была одета в строгий английский костюм, но ее лицо и манеры держаться говорили мне, что это дама привыкла к тому, что ее распоряжения выполняются немедленно и в точности. Рукопожатие ее было сухим и энергичным. Похоже, что «госпожа полковник» привыкла держать в руках не только перо, пудреницу или веер.
– Антонова Нина Викторовна, – представилась мне дама, – полковник государственной безопасности. А потом она повернулась, и стала представлять своих спутников, – Капитан 1-го ранга Эбергард Андрей Августович, флаг офицер Наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке адмирала Алексеева.
Высокий черноволосый офицер с пышными усами и восточными чертами лица, оказался майором государственной безопасности Османовым Мехметом Ибрагимовичем.
Молодой человек кавказкой внешности был представлен, как поручик войск специального назначения разведывательного управления Главного штаба Бесоев. Хотя какой он молодой человек – не мальчик, но муж. Нет следов обычной для молодых кавказцев горячности. Он собран и подтянут, как барс в засаде. А смотрит так, словно через прицел на мишень. Видел я подобных типусов во время моего пребывания в САСШ. Их там называют «ганфайтерами».
Мужчина неопределенного возраста с короткой полуседой бородкой, был представлен мне, как капитан Тамбовцев Александр Васильевич. Есть в нем что общее с тем чернявым поручиком. Оба из волчьей породы, только один молодой волчара, а другой уже в возрасте, опытный вожак. И умен господин капитан, ой умен.
Жандармский ротмистр был представлен как Познанский Михаил Игнатьевич. Типичный жандарм, стоит в углу, молчит, все видит, все слышит и запоминает. Ей богу, придумают когда-нибудь для этих господ специальный мундир, подобный шкуре хамелеона, чтобы с любой стеной сливаться. Для чего он тут? Хотя – там где тайна, там и они – жандармы. Радиотелеграфисты подпоручики с кулинарными фамилиями Манкин и Овсянкин в тот раз счастливо избежали моего внимания, занятые какими-то своими радиоделами. Ну, а штатские, они и есть штатские, что с них возьмешь, особенно с дамы. Но вскоре мне довольно быстро довелось убедиться, что тут не только госпожа Антонова – особа экстравагантная, но и все прочие – люди далеко не простые.
Дав мне пару минут пообвыкнуть в этой пестрой компании, Нина Викторовна деликатно отвела меня в сторону, – Михаил Иванович, вчера в Чите мы получили вашу телеграмму. Так значит железнодорожный путь через Байкал еще не готов?
– Нет, сударыня, – ответил я со всевозможной галантностью, на лед уложена гать из ветвей, поверх которых наморожена ледяная подушка толщиной в треть сажени. К укладке шпал и рельсов мы намеревались приступить по завершении этой работы. Морозы, знаете ли, стоят отменные так что лед, толщиной от полусажени, имеет прочность стали.
– Отлично, – Нина Викторовна подозвала к себе поручика, – Николай Арсеньевич, будьте добры, приступите к разгрузке. А вас, Михаил Иванович, – она повернулась ко мне, – мы приглашаем на ночную автомобильную прогулку по Байкалу. Надеюсь, вы собрали требуемый для нас подвижной состав на станции Байкал. – При этом голос госпожи Антоновой напоминал мне голос моего преподавателя древнегреческого в Пажеском корпусе, спрашивающего – выучил ли паж Хилков заданный ему отрывок из Илиады или нет? И я испытал точно такое же облегчение, как тогда – да, да, выучил, то есть требуемые платформы собраны… Да, эта дама, похоже, немало покомандовала на своем веку. Даже я на какое-то время почувствовал себя ее подчиненным. Только вот как они собираются доставить свой груз?
Не успел я задать этот, вполне сакраментальный вопрос, как заметил, что салон-вагон внезапно опустел. Здесь остались: госпожа Антонова – ну не поворачивается у меня язык назвать ее полковником, капитан 1-го ранга Эбергард, и ваш покорный слуга. У всех остальных, очевидно, во время разгрузки были какие-то свои неизвестные мне обязанности.
И что они собираются делать с грузом, сняв его с платформ в полночь, и к тому же, в двадцатиградусный мороз? И еще, как тащить его через Байкал, ибо распоряжения приготовить потребное для этого количество лошадей мне не поступало?
Едва я раскрыл рот, чтобы задать госпоже Антоновой эти вопросы, как неожиданно подпрыгнул на месте. Где-то рядом с нами оглушительный тишину разорвал рев и вой какого-то механизма. Впечатление было такое, словно рядом кричало смертельно раненое чудовище. Это не было похоже на гудок паровоза, или на что-либо иное. Показалось, что кто-то рядом открыл огонь из пулемета. Но вскоре звук перешел в равномерный гул. Следом загремели-зашумели еще несколько подобных двигателей.
– Что-то жарко тут у вас, – пробормотал я, и потихоньку стал пробираться к выходу из вагона. В тамбуре дежурный матрос подал господину Эбергарду флотскую шинель, а на плечи госпожи Антоновой накинул легкую шубейку. Судя по собольему меху, легкой она была только в смысле веса, а никак не по цене или способности хранить тепло. Скорее, скорее, наружу, на воздух. Мне хотелось посмотреть на то, что творится на вверенной мне станции.
Картина на перроне была фантастической. Газокалильные фонари отбрасывают круги тусклого желтого света. В воздухе кружатся хлопья снега. Парусина, укрывающая груз на платформах, уже снята, и солдаты аккуратно скатывают ее в рулоны. Теперь можно увидеть то, что вез спецпоезд. На платформах стоят огромные машины темно-зеленого цвета. Некоторые из них отдаленно напоминают обычные легковые авто. Только очень отдаленно, примерно так же, как современный паровоз похож на своего прародителя, построенного гениальным Стефенсоном. Другие имеют явно грузовое назначение, и кузов, по форме напоминающий обычный армейский фургон, только намного больше по размерам.
Две восьмиколесные машины были полностью закрыты стальными листами. Отдаленно они походили на виденные мною в Америке дилижансы. Еще они имели маленькую башенку наверху, из которой торчал ствол то ли крупнокалиберного пулемета, то ли малокалиберной пушки. Все машины громко тарахтели и ревели. Шум стоял такой, что невозможно было разговаривать. В воздух поднимались белые столбы пара, а солдаты раскрепляли машины, убирая тросы, брусья и парусину в кузова. Мне стало любопытно, все же я в свое время год проработал слесарем на паровозном заводе в Ливерпуле.
– Что они делают? – прокричал я прямо в ухо полковнику Антоновой. Иначе мне с ней разговаривать было невозможно из-за шума. Я подумал, что после этой ночи я навсегда потеряю слух.
– Запустили печки и прогревают маслобаки перед запуском двигателя. – так же громко в ухо прокричала мне любезная Нина Викторовна, – Как только масло прогреется, можно будет запускать двигатель.
Это мне было понятно, паровоз на морозе тоже просто так с места не сдвинешь. Приглядевшись, я задал вопрос госпоже Антоновой, – А двигатели у этих машин бензиновые?
– Нет, – ответила она мне, – моторы у этих машин сделаны по принципу двигателя внутреннего сгорания системы господина Дизеля. Впрочем, в 1898 году на Путиловском заводе инженером Тринклером был построен первый в мире «бескомпрессорный нефтяной двигатель высокого давления». Моторы наших автомобилей и боевых машин больше похожи на двигатель, изготовленный на Путиловском заводе.
В этот момент кто-то из машинистов этих машин решил, что уже достаточно прогрел мотор, и в адскую какофонию влился еще один звук – торжественное рычание двигателя на низких оборотах. Я, знаете ли, планировал со временем приобрести себе авто. Но теперь подумаю, прежде, чем решится на подобный поступок. Подожду, пока вместо немецкой трещотки господина Даймлера можно будет приобрести хоть что-то похожее на авто, увиденное мною сегодня.
Тем временем, солдаты сняли с платформы сходни из толстых досок. Перрон и так находился на одном уровне с грузовой платформой. Вспыхнул яркий свет электрических фар, забивший станционные фонари. Осторожно проворачивая огромные колеса, первая восьмиколесная машина аккуратно съехала с платформы…
Всего за час колонна была выгружена и готова к движению. Небольшой багаж пассажиров погрузили в грузовое авто, которое, как мне сказали, называлось «Уралом». Это название удивительно гармонировало с этой огромной мощной машиной, по тяговому усилию вполне сравнимой с небольшим паровозом.
– Ну что, Михаил Иванович, поехали? – спросила меня Нина Викторовна, когда уже все было готово к движению, – Вам ничего не надо взять с собой?
– Нет, сударыня, – учтиво поклонился я, – я еще вернусь сюда завтра с Их Императорскими Высочествами. Ведь только отправив их дальше, на восток, я буду считать, что выполнил распоряжение Государя.
Меня усадили в один из пассажирских авто, носящее хищное название «Тигр». Как я понял, место рядом с водителем считается почетным, поскольку с него хорошо видно все, что находится впереди машины. Кроме того, так как только я мог показать дорогу, то наша машина шла первой, и я давал указание ее машинисту, или, как его назвала Нина Викторовна – водителю, куда ехать.
Дорога через Байкал мне запомнилась плохо. Яркий круг света впереди, рассекающего ночную мглу, равномерное покачивание машины, и тянущее ко сну тепло в кабине. Дистанцию между машинами водители держали в двадцать пять саженей, скорость – около двадцати верст в час.
Дорога прошла без приключений. Не было ни землетрясений, ни прочих катаклизмов, которые могли вызвать трещины на льду и прочие помехи для движения. Выехали мы со станции Танхой примерно в два часа ночи, а уже полпятого утра наша машина яростно ревя двигателем, вскарабкалась по береговому откосу Байкала и вышла на накатанную санями дорогу, ведущую к одноименной станции.
Заодно, по пути, чтобы разогнать сон, я с большой пользой для себя побеседовал с фельдфебелем-водителем, который оказался местным уроженцем. От него я узнал много интересного про тех умников, что придумали эту ледовую переправу, ледокол, и все остальные наши Байкальские «чудеса». Из этой беседы я понял, что в Петербурге умные головы забыли главное – посоветоваться с местными жителями, которые живут здесь испокон веков, чуть ли не со времен Чингисхана, и Байкал свой знают, как собственный карман. Они и могли бы подсказать столичным умникам, что можно и что ни в коем разе делать не стоило.